– Спасибо.
Зеленых в игре не было. Были фиолетовые, розоватые, темно-красные, коричневые, желтые…
– Ты одна с зеленый.
Она вместо ответа улыбнулась. И тут же снова скисла. Шарики – здорово, но ее проблемы они не решали. С тех пор как она пыталась поговорить с Будмой, а после с Джоном прошло два дня. И ни единого шага вперед – обидно.
– Чего не веселыя?
– Да… так.
Ума отлично чуял ее настроение. Не отстал и на этот раз.
– Расскажи, легче стать.
Арвай, сумевший выбить шарик Рим из центра, неожиданно подобрался ближе всех к победе и потому разулыбался. Соперница с ирокезом бросила на него циничный взгляд – мол, еще не вечер. Освещенные солнцем камни делались все темнее; лучи уползали за гору.
– В лес я хочу, Ума, – призналась нехотя Лин. Сама не зная, зачем.
– В лес?
– Да, в лес – с Духами.
– Пройти, что ли?
– Угу.
– Вот это ты придумыла! Хочешь экзамен сдать досрочно?
– Какой еще экзамен?
Она теребила в руках завязки от мешочка. Нужно, наверное, спросить Уму, где достал, восхититься, – тому будет приятно.
Но он и так не обидится – не тот человек. А ей не до восхищений.
– Лес с Духами – это один из последних и самых сложных экзаменов.
– И его никто не прошел?
– Почему же? Тоно прошел…
– Правда?
И от того, как она вздрогнула, выскользнул вдруг из рук мешочек, и раскатились по полу нежно-зеленые шарики.
К чужой келье она шла, волнуясь. Вновь гулко стучало сердце, трепал в груди ветер не опущенные еще паруса корабля под названием «Надежда».
«Он сейчас медитирует», – пояснил Ума. И Белинда надеялась, что Тоно – самый старший из всех учеников, похожий больше на зрелого мужчину, нежели на пацана, – не обидится, что его прервали, и не выставит гостью за дверь.
В деревянную дверь она постучала дважды – сначала тихо, затем громче. После отворила ее сама, заглянула и охрипшим от страха голосом спросила: «Можно?»
– Ты ведь прошел – расскажи мне. Пожалуйста!
– Что именно ты хочешь знать?
– Про Духов – какие они? Кто они? Как с ними бороться?
– Бороться?
Она все-таки выдернула его из медитации, но манол не обиделся – мудро сообразил, что даже непрошенные гости – явление всегда неслучайное. И потому удалиться Лин не попросил – наоборот, указал ей на единственный стул, сам же остался сидеть на кровати, лишь босые ноги спустил на пол, чтобы не затекали.
Их с Арваем келья выглядела чуть уютнее, чем та, в которой они ночевали с Рим. Кровать не двухэтажная, а две напротив, как и полагается. Окна в стене нет, но зато несколько рисунков на стенах – видимо, подарки Шицу. А, может, нарисовали сами. В углу ютилась деревянная тумба с двумя дверцами.
– Пока ты думаешь, что нужно бороться, не ходи туда – не пройдешь.
«Хорошо, что он говорит на моем чисто, как Лум. Хорошо, что понимает все слова…»
– А что же делать?
Лин ерзала на стуле, как девчонка в цирке, дожидающаяся выхода гвоздя программы – самого большого и красивого льва.
– А что ты вообще о них знаешь, о Духах?
– Ничего.
И стало от собственного ответа на душе тускло, как будто пропечатался штамп на входном билете – «льва не показывать».
Тоно вздохнул. Но надменным или поучающим, как она того боялась, не стал. Решил объяснить:
– Духи там – это не совсем духи. Это энергия – чужие и наши высвобожденные эмоции, понимаешь?
– Нет…
– Эмоции в чистом виде. В сгустках.
– То есть монстров нет? И совсем не страшно?
– Страшно, – манол нахмурился, – потому что эти энергии, если их в себе задержать, становятся куда страшнее монстров.
– Поясни. Пожалуйста, поясни еще…
И он пояснил: когда войдешь в лес (а ночь – это время «духов», та точка, когда они активируются), эмоции устремятся к тебе, потому что ты живая, ты человек и, значит, возможное пристанище для них. Кому же хочется существовать без пристанища? И, нет, они когда-нибудь расформируются окончательно, устремятся в своей форме к абсолютному нулю, но их место займут новые. И, нет, они не заканчиваются. Нападать они на тебя будут не разом, а по очереди, если сможешь эту очередь выдержать. А чтобы выдержать, нужно уметь пропускать их через себя, не задерживая. Стала пустой, освободилось место, и его тут же займет новая. И надо снова освободить…
Лин переваривала эту информацию, как камнедробилка порцию щебня, – жадно, но с трудом.
– Значит, отбиваться от них не нужно?
– Не нужно. Как от своих, так и от чужих. Ты поймешь, если готова, если действительно хочешь себя испытать.
– Если не отбиваться, значит, это просто?
– Просто? – и на нее посмотрели, как на глупого щенка, пытающегося зубами вытянуть из земли фонарный столб. – Если ты научишься этому, ты поймешь… многое. Саму жизнь в ее основе.
– И ты понял? – не удержалась она от вопроса.
– Я понял. Еще до леса. Но чтобы научиться жить так каждый день, нужно время. И потому я здесь.
Из Кельи Тоно Белинда вышла, сбросив с души один камень, но тут же водрузив туда другой.
А она готова пройти лес?
* * *– Мастер Шицу, а… если я скажу, что хочу пройти лес с Духами, Вы мне запретите?
– Человеку никто не может ничего разрешить или запретить, кроме самого человека.
– Значит, не запретите?
– Нет.
– Но и не похвалите, возможно.
Старик курил молча. Лин иногда казалось, что он вообще никогда не слезал с этого узорчатого коврика, и реальность его состояла из клубов дыма и неких внутренних видений, заменяющих настоящую жизнь. И хоть она знала, что на самом деле все не так, думать об этом было странно и заманчиво, словно раскручивать сюжет фантастической книги.
– Я ведь могу и ошибиться, так?
– Можешь.
– Но и ругаться Вы не будете…
Не вопрос – утверждение.
– Не буду.
– Почему?
– Потому что это твоя жизнь. И в ней у тебя есть право на ошибки.
* * *(Yanni Hrisomallis – Whispers In The Dark)
Еще никогда ответственность за собственные действия настолько всецело не лежала на ней самой.
Вновь ночь и вновь крыша монастыря. Никого вокруг – тишина и безмятежность, покой далеких холмов.
Что же делать?
Крутилась в голове последняя фраза Тоно: «В лес нельзя сделать шаг и податься обратно, нельзя попробовать. Если ступил, придется идти до конца».
Рим не прошла.
А она – Белинда – пройдет?
В нее не верил Будма, и, судя по всему, не верил Джон. Шицу оставил право выбирать.
Но верила Мира.
Верила, иначе когда-то не нарисовала бы звезду на ладони, не привела в монастырь, вообще не появилась бы на мосту.
А Лин в себя верит? Сможет теперь сделать шаг вперед, не зная, к чему это приведет? Умеет ли она делаться пустой от эмоций?
Навряд ли, потому что дрожит даже сейчас – теплой и безветренной ночью.
А звезды над головой сияли ярко – почти как во сне. И там ей было не страшно летать – там простое шевеление пальца претворяло в жизнь чудо полета; там она видела, как Богиня Любви сидит
