А придет ли?
На внешне спокойную Лин накатила вдруг жалость к себе, и проложили по щекам дорожки теплые непрошеные слезы.
* * *Сейчас.
(Danny Wright – Daydreams)
Делать два дела сразу – занятие утомительное и неблагодарное. Насколько именно, Белинда оценила только сейчас, когда две равные по значимости задачи боролись, как дворовые хулиганы, пытающиеся кулаками и пинками выяснить, кому быть «царем горы». Горой, понятное дело, являлось ее внимание.
И от этой драчки в собственной голове она уже порядком утомилась.
Роштайн преподавал в институте. Потому что за окном два часа дня и дождь, под которым она мокла, снова глядя на забор. Проверяла, хорошо ли получилось установить мысленную сигнализацию – все ли сделала верно, все ли сработает?
Должно. Потому что трудилась по инструкции, которой с ней некогда поделился Будма. Поделился щедро и совершенно неожиданно, когда она, перед тем как покинуть Тин-До, решила отплатить Тхарам за гостеприимство – без разрешения сняла их с четырех ворот, принялась начищать. Вот тогда-то к ней и подошел немолодой и недобрый обычно манол – присел рядом, вопреки обыкновению заговорил первым. Рассказал, как настроить пространство так, чтобы оно «звучало».
И теперь она настроила. Впервые в жизни. Отчаянно хотелось верить, что все сварганено верно, что зазвучит, когда сунется враг. Если сунется.
Нити, которые Лин мысленно натянула еще вчера, виделись ей и сегодня – значит, все будет хорошо. Будет… Нужно только еще раз обойти периметр – приглядеться, убедиться, проверить…
А в голову, как назло, лезло другое: завтра тренировка с Джоном. Та, после которой она (по своему же решению) хотела ему признаться в личных чувствах. Чтобы либо «да», либо «нет», либо «иди к черту». Ей бы проще хоть как – даже «к черту» и то лучше, чем как сейчас…
Но так неожиданно случился весь этот поворот – переезд, смена обстановки, новые обязанности, – и она совершенно не подготовилась морально, не продумала речь.
Белинду внутренне гнуло и корежило. Она не готова, она… И при мысли о будущем разговоре у нее завязывался в морской узел желудок и подкатывал к горлу похожий на комок затвердевшей ваты ком.
«Осмотри периметр…»
«Готовь эту долбанную речь…»
Кажется, в ее голове снова ожила херня. Даже две.
Она не успеет подготовиться, потому что никак не может сосредоточиться, потому что нужно в который раз пройтись по дому – проверить пути доступа внутрь, осмотреть оконные и дверные замки, потому что…
Хотелось взвыть.
Завтра тренировка. Завтра она хотела ему сказать… Уже завтра.
Почему Мастер Мастеров – единственная тема в жизни, при мыслях о которой почва под ногами становится не твердой, но непрочной, жидкой и даже как будто вязкой? Опасной, как каток, и дурной, как чмокающая под подошвами гудроновая лужа.
На лицо капало. Из кухни тянуло жареной рыбой.
– Поджарил три. Тебе, себе и Иану на вечер, – сообщил стоящий у плиты Ивар. Сегодня была его очередь кашеварить. – Ты ешь рыбу?
– Я все ем.
– Молодец.
Она до сих пор не любила оценки. «Молодец/умница/дурочка/криворучка/кривожопка»… Как можно быть «молодцом» только потому, что способен без отвращения на лице съесть любой или почти любой продукт? Все можно напитать правильной энергией и употребить так, чтобы не взбунтовалось, но вобрало в себя нужные элементы тело.
Ивар же о подобных материях очевидно не задумывался. «Жрешь все? И молодец» – коротко и ясно.
Солдафон – он и есть солдафон, и это несмотря на чуть горделивое и в то же время удивленное выражение лица – лица, творив которое природа явно поскупилась на время. Приделала маленький, не вздернутый и без горбинки, ровный и чуть пухловатый носик, добавила ничем не примечательные голубые глаза. Наградила ртом, который явно остался после кого-то другого, и мелкими, оттопыренными в стороны ушами. Высокий рост, широкие плечи, идеальная укладка коротких волос – все это смотрелось отлично, пока Ивар не поворачивался. И не начинал говорить.
Чтобы ненужные беседы не провоцировать, она старалась на него не смотреть.
– Тебя ведь Белиндой зовут?
Тишина в ответ.
Опустившаяся на корточки Лин осматривала щеколды балконных дверей.
Надежные? Пинка не выдержат, но от пинка рассыплется и стекло… Отмычками не вскрыть – только если вырезать или выставить одну из ячеек…
Ивар не отступал.
– И что, прямо хорошо дерешься?
Поднявшись и отряхнув руки, она посмотрела на него таким же пустым взглядом, как до того на шкафчики на стене и на свисающий с потолка почти до самого обеденного стола плафон.
Вечером Роштайн разжег огонь в камине, уселся в кресло напротив и принялся читать; Лин, переодевшись в униформу горничной, скучала на стуле в углу – следила за обстановкой.
Сначала Иан действительно читал – его макушка надолго замирала; шуршали переворачиваемые страницы. Минут через сорок они шуршать перестали, а макушка нетерпеливо запрыгала.
Но Иан продолжал сидеть. Так протекли очередные долгие двенадцать минут – часы в холле мягким звоном оповестили о наступлении девяти часов вечера.
Спустя еще десять минут хозяин дома не выдержал, повернулся к Лин с просительным выражением в глазах:
– Простите, я знаю, что Вам не хотелось бы за мной целый день бегать, но можно мне отлучиться в туалет?
Белинда аж подпрыгнула от удивления:
– Конечно.
– Просто… Вам туда-сюда…
– Мистер Роштайн…
– Иан.
– Иан, никаких проблем. У меня достаточно натренированные ноги, чтобы пробежать за Вами километров тридцать и не устать.
– Тогда я… схожу?
Когда он на скорости бросился к ближайшему туалету, пропала даже его хромота.
Она стояла неподалеку от уборной. Слышала, как шуршала ткань рубахи, как звякнула пряжка ремня… А после – тишина. По всей видимости Роштайн боялся смутить гостью непристойными звуками и оттого «целился» по борту унитаза, чтобы беззвучно.
Ей стало смешно.
И точно – спустя минуту звук смываемой воды, после включенный над раковиной кран.
Из туалета хозяин дома показался с лицом куда более спокойным, нежели до того. Благодушно спросил, стараясь скрыть стеснение:
– А Вы правда могли бы пробежать тридцать километров?
– Правда.
Но Белинда думала о другом: «А что случится, если он попытается тихо пернуть? Случится конфуз…» Ей бы объяснить ему, чтобы не сдерживался – все в этой жизни пердят, все люди-человеки…
Но Иан к тому времени уже вернулся на диван и с облегчением вновь взялся за чтение.
В тот вечер завести разговор на «конфузную» тему она так и не решилась.
* * *Ее ночь в плане сна оказалась дырявой, как прогрызенный мышами сыр: пробуждения, пробуждения, пробуждения… Сказалось волнение: спит ли человек в соседней спальне, ровно ли дышит, не слышится ли неожиданный и тихий скрип половиц в коридоре?
Слишком медленно и в то же время слишком быстро настал для Белинды рассвет.
Профессор отбыл на работу; спустя сорок минут лязгнули тяжелые кованые ворота – вернулся Ивар.
Его она попросила коротко – имела на то право:
– Отвези меня пока домой.
И ленивый солдат, только что усевшийся почитать перед погасшим камином свежую газету,
