В собственном дворе мимо спортивных снарядов и купели она протащила себя волоком – нельзя! Неумно трудить мышцы перед боевой тренировкой – не успеют к вечеру восстановиться, – и потому тебе ни отжиманий, ни прыжков, ни приседаний.
А вот бег – да. Он всегда помогал очистить голову.
(Calogero – La baiser sans prenom)
Вчера у Белинды в животе был один узел. А сегодня как будто заплетенный за ночь на всю длину и скрученный в кольцо корабельный канат. Ей нужны правильные слова, нужна речь…
Она даже не стала переобуваться – как явилась сюда в стареньких кроссовках, так в них и побежала.
Лес успокаивал. Была в его картине некая определенность: вертикальные росчерки стволов, багряный ковер под ногами, редкие всполохи оранжево-алых листьев рябины на фоне сплошной, чуть туманной утром серости.
Лин бежала – не очень быстро, по привычной и знакомой дороге. Сейчас разгонится по венам кровь, сейчас ровно забухает в грудной клетке сердце, и станет привычно пустой голова…
Еще пучками поверх остывающей ночами земли зеленела трава, но уже вовсю осыпались листья, и свободно стало проникать сквозь чащу солнце, рисуя на земле стройные ряды бесконечно длинных теней.
Шуршали рукава тонкой мембранной курточки – обновки с последней зарплаты; приятно пружинила под подошвами земля.
Все будет хорошо сегодня. Вдруг будет… совсем не так, как она всегда думала? Вдруг Джон не показывает своих чувств вовсе не потому, что не испытывает их, а потому, что просто ждет, чтобы Белинда достаточно осмелела? Призналась первой?
И нарисовалась вдруг в голове, будто сорвалось в дикий и бурный полет все это время сдерживаемое воображение, картина – яркая, сочная и бесконечно теплая.
Вот она призналась… Наконец-то. А Джон не отпрянул, наоборот, шагнул ближе, коснулся рукой, затянутой в перчатку, ее щеки:
– Я ждал. Я очень долго ждал.
И светит в окно кабинета яркое и веселое солнце – любуется только что сложившимся из двух сердец союзом:
– Ждал? Зачем ждал? Ведь я не смелая…
– Очень смелая.
Мастер Мастеров смотрит ей в глаза, и теперь они совсем не холодные – наоборот, теплые и бархатные.
– Не побоишься, что я не такой, как ты? Как все?
И она отчаянно и дерзко качает головой, улыбается сквозь слезы…
– Не побоюсь.
– Молодец. Я ждал, я тебя дождался.
И на затылок ей ложится теплая рука, притягивает к себе, утыкает носом в плечо. И выдыхают мужские губы:
– Я дождался…
И все хорошо и совсем не страшно. А что у Джона непонятный фон – так она привыкнет, дорастет до его уровня, и однажды он снимет при ней перчатки…
Лин не разбирала дороги. Воображение погрузило в почти уже достижимую мечту так глубоко, что вынырнуть не представлялось возможным.
И вот уже кончилась знакомая дорога, оказался позади овраг, а ноги все бегут… Рассеялся туман, взобралось на небосклон светило. Трижды наваливалась усталость, и трижды открывалось вдруг «второе-третье-четвертое» дыхание – Белинда почему-то больше совсем не уставала.
Потихоньку они со всем справятся, все смогут, наладят быт… Да, разные… Но ведь оба люди, оба любят…
В себя она пришла только тогда, когда поняла, что майка под ее курткой насквозь мокрая от пота, когда увидела, что развязался на правом кроссовке шнурок, отрезвела окончательно, когда не узнала обступивший ее со всех сторон лес…
Назад возвращалась по наитию, по внутреннему компасу – дошла.
Вошла в калитку, заперла за собой створку, ступила в дом. И обалдела от того, что бегала, оказывается, два с половиной часа подряд.
* * *(Blue Stahli – Rebel Yell)
– Ну как, готова к тренировке?
– Готова.
Она шагала за ним по равномерно освещенному коридору и улыбалась, как поддатая. Никогда не могла сдержать эйфорию, стоило ей очутиться в тягучем и бесконечно манящем биополе, состоящем из эфемерных запахов силы, власти и столь очевидной сдерживаемой мужественности.
– Надеюсь, не утомила мышцы с утра?
– Нет. Только бегала.
– Молодец.
Они приближались к уже знакомой ей двери, откуда через маленькую комнату – «операционную» с креслом – можно было попасть в постоянно меняющий очертания зал – «Пантеон Миражей».
И впервые Лин не думала о том, что ждет ее на сегодняшней тренировке – она ощупывала затылок Джона глазами. Понимала, что зря, что, наверное, нельзя, но никак не могла избавиться от любопытства, какое тело предстало бы ее глазам, увидь она Мастера Мастеров голым. Какой формы ноги… Гладкий ли, волосатый? Рельефный ли пресс? Вот спина – спина точно рельефная, потому что даже сквозь форму…
– Заходи.
Пропуская вперед через придерживаемую распахнутую дверь, на нее смотрели, как обычно – со смешинками на дне зеленоватых глаз. И чуть-чуть с осуждением.
Она ожидала того, что стало для нее обычным: бега до горящих легких, натянувшихся до стали собственных нервов, свиста воздуха, рассекаемого шашками полупрозрачных врагов…
Но случилось необычное – вокруг них в темноте зала загорелась голубоватая сфера. И раздалось:
– Сегодня мы будем проходить то, что называется «интуитивное ориентирование» – новое для тебя знание. Через минуту ты закроешь глаза и не будешь их открывать до момента, пока я не отдам приказ. Видишь эту точку?
К Белинде неспешно плыл во мраке крохотный фонарик – сгусток светящейся энергии.
– Да.
– Тебе предстоит отыскать его с закрытыми глазами. Понять его положение, почувствовать и верно указать. Сегодня я настрою твою собственную сферу так, чтобы ты могла по желанию в любое время дня или ночи проделывать тот же трюк – запускать в шаре появление точек и пытаться их отыскать. На этом занятии мы всего лишь попробуем это сделать, а дальше сама. У тебя будет неделя. Верно найденные огоньки будут записываться цифрами, словно счет. Потом проверю.
– А как же… Как же…
– Что?
Лин внезапно охрипла. Сообразила, что если не будет привычных боевых действий, значит, не появятся на ее теле и раны. И, значит, Джону нечего будет лечить. И они не поговорят – он попросту уйдет, завершив описание теории.
– А биться сегодня я ни с кем не буду?
– Нет.
И ухнул тяжелый камень куда-то в желудок. Зря настраивалась все утро, зря паниковала вчера, зря любовалась распустившим вдруг радужные лепестки цветком надежды.
– Мы приступаем, готова?
Белинда чувствовала себя обманутым посетителем десертной лавки, надеявшимся на шоколадное пирожное, а взамен получившим сухой позавчерашний батон.
– Готова.
– Вот и славно. Закрывай глаза.
(Lara Fabian – Painting In The Rain)
А спустя час был кабинет. Почти такой же, какой виделся ей в воображении во время пробежки в лесу, – светлый, залитый вечерним уже солнцем. Единственная ученическая парта, восседающий на месте учителя Джон, большой и чистый телевизионный экран за его спиной.
– Записывай: «Формирование энергетического защитного блока. Укажи: «параллельного» – потом объясню.
Еще одна теория – новый предмет. Ей даже выдали блокнот и ручку. И никаких ран, касаний, интима, возможности собраться с мыслями, а после… рассказать ему о чувствах.
Не выйдет – сегодня снова не выйдет. И стало на душе тускло, а в мыслях прогоркло.
Жить с этим еще одну неделю… А, может, и не одну…
Она, кажется, писала, только не помнила и не понимала,
