Она сидела и понимала одно: она больше не может смотреть на воткнутые в песок палочки, она не хочет и не будет больше заниматься спортом. Все впустую? Значит, да. Она не желает по возможности нигде и никак взаимодействовать с людьми: попробовала – не получилось. Надежда на хорошее? Загнулась вместе с вестью о гибели профессора.
К вечеру Белинда пришла к одной-единственной, лишенной всяких эмоций мысли: она желает умереть. Нет, не как истеричный псих, орущий направо и налево о том, что он все ненавидит. Не как гордец, который что-то кому-то пытается «втереть», и не как идиот, который страстно желает наказать себя за проступки.
Нет, она просто лишилась сил и не желает двигаться дальше. Быть мертвым внутри живого тела – это не жизнь. Смерть при жизни. То, что ее тело еще движется, вероятно, ошибка.
Только как быть с тем, что она, получая сертификат бойца, дала клятву? Как бишь она там звучала: «Я – человек, зовущийся Воином и обладающий навыками и знаниями атаки и защиты, клянусь использовать их для помощи слабым и нуждающимся, клянусь оберегать и хранить покой близких, клянусь следовать пути сердца и быть человеком слова. А так же клянусь, что никогда и ни при каких условиях не наложу на себя руки…»
Черт.
Говорила?
Говорила.
Тогда как быть? Жить не вариант. Умереть так просто не выйдет. Что же делать?
Очередная ловушка.
Лин надеялась, что это ловушка на ее пути – последняя.
* * *– Все, сдалась твоя девка. Чего ты хочешь – отправить ей любви? Тогда я буду вынужден добавить ей же стыда, – не унимался Мор, наблюдая за непроницаемым в этот момент лицом Богини Любви. – Она уже не выдержит стыда, она его уже не выдержала, разве не видишь?
– Я не собираюсь посылать ей любви.
Белинда так и сидела на матрасе, привалившись к стене. Снаружи стемнело; в доме ни звука. За окном с почти неуловимым шорохом наслаивались друг на друга, образовывая первый слой, которому не суждено растаять, снежинки.
– Зачем мы здесь? Она сдалась.
Лин не слышала гостей. Весь ее вид говорил о том, что она вообще более никого в этой жизни слышать не желает.
Мира, глядя на нее, покачала головой.
– Жаль, что она пока не знает, как много хорошего принесет ей плохое.
– Они никогда этого не знают. Только и умеют, что костерить себя и судьбу. А попробовали бы хоть раз взглянуть сквозь свое сраное, раздувшееся до размеров кита эго, и стало бы ясно, что ими только и правит, что «я-мне-мое-еще-мне-дай!». Ах, да, «мне же больно, мне же стыдно», мне-мне-мне…
Последние слова человек в пиджаке выплюнул с такой неприязнью, будто они откровенно горчили.
– Смотреть на мир сквозь собственный эгоизм и не замечать его – это высший пилотаж. И ты это знаешь.
– Она не умеет!
– Но у нее еще есть шанс научиться.
Мор осклабился:
– Она решила умереть.
Женщина с волосами, убранными в красивый узел, приподняла бровь:
– И что? Это не значит, что она сдалась.
– Сдалась! А ты слепая дурочка, если этого не видишь!
– Я знаю, что ты меня любишь…
Мор смущенно заткнулся.
Мира вернулась к изучению Белинды – не ее внешности, но сердца.
– Она не сдалась. Она просто боится не чувствовать. Верно ощущает, что эмоции – их главный ключ, а, потеряв его, по судьбе с улыбкой не пройдешь.
– И? – мужчина в костюме нетерпеливо перетаптывался на месте. – Добавить ей стыда после твоей любви?
– Нет.
– Тогда какого черта…
Он не договорил – его перебили:
– Я буду действовать через подставное лицо, – Богиня Любви, приняв решение, просветлела лицом. – Сейчас мы пойдем к разносчику газет и позаботимся о том, чтобы завтрашний визит на это крыльцо мальчишка не проспал. Пусть бросит сюда «Вестник Нордейла», а заодно и брошюру «Рекрут».
– Эй, ты, дама в платье…
Дама в платье уже развернулась и зашагала к выходу – но не через дверь, а через стену.
– Если ты действуешь через подставное лицо, то и я должен действовать через подставное лицо, так?
– Верно.
Их голоса стихали по мере того, как гости удалились.
– И где я, по-твоему, должен теперь искать это подставное лицо?
– Ты же Мор? Ты и решай.
– Вредина. Поняла? Ты – вредина. И морс твой ягодный я сегодня не пью.
От женского смеха снежная крупа над палисадником на секунду окрасилась радужными цветами. Окрасилась – и вновь стала белой.
* * *Белинда смотрела на плавающие в миске с молоком разноцветные веселые колечки и никак не могла понять, зачем купила именно такой завтрак? Сухой, без пользы для тела и со вкусом синтетического сахара и консервантов. Обалдела?
И сама же себя обрубила вопросом: «Каково это, чувствовать себя «обычной»? Не лучше других, не умнее – а-ля: «посмотрите на меня, я училась в Тин-До…»». Оказывается, она привыкла к удивленно-восхищенным взглядам тех, кто видел ее боевой сертификат. Привыкла, что они (не они, но их отношение) моментально менялись: ой, оказывается, передо мной не обычная страшненькая девчонка, а «кто-то».
Именно. «Кто-то».
До позавчерашнего дня.
Теперь слетели гордость, спесь и превосходство, обнажив под собой тот же тощий и полусгнивший от вечной неуверенности костяк. Знакомьтесь: Белинда Гейл…
Колечки качались в ложке, как разноцветные спасательные круги в белом море. Лин поняла, что находиться в момент «сейчас» стало ее привычкой – даже плавая в неприятных мыслях, она продолжала отчетливо видеть комнату: сероватые стены, черный деревянный пол, уползающий за дверь шнур от музыкального центра.
Жрать намоченный сухой завтрак не хотелось.
Ей вдруг вспомнилось другое: укрытые по утрам туманом верхушки холмов, прохладный ветер, обитающий между соснами, лоснящееся лицо повара и запах тушеных овощей, расползающийся по всему нижнему этажу. Тин-До. А следом тот момент, когда из «никто» она сделалась «кто-то», когда в руки ей перекочевал документ, подписанный Шицу, когда далеко не старый, спокойный и тихий голос Мастера давал заключительные наставления:
«Пройденный Путь никогда не конец. И не цель. Цель – двигаться и жить, замечая все, что даровали нам небеса: большое и малое, красивое и некрасивое, важное и неважное. Но тебе уже известно, что неважного нет. Теперь ты – воин. Самая доблестная смерть воина – смерть в бою, но пусть тебе не доведется ее испытать. Живи мирно и, зная о боли и смерти, дари радость и мир всем, с кем соприкасаешься, – это и есть цель. Вечная. Навсегда…»
Веки уже начало щипать от слез, когда ум холодно и рационально, как мясник на фабрике, вдруг выбил из туши общего текста кость-фразу:
«Доблестная смерть воина – в бою…»
Ну, конечно… Как все просто. У нее есть шанс умереть, и не просто умереть, а с пользой и доблестно. В бою.
Где найти бой?
Тарелка была отодвинута в сторону так резко, что молоко плеснуло через край на скатерть; Белинда, глянув на него, нахмурилась.
И где найти
