К исходу ночи он достиг города, смрадного скопления лачуг, дымящих труб и клокочущих дрянными движками транспортных машин, но не стал углубляться в его улицы. То, что он искал, находилось ниже города. В искусственных пещерах некогда красивых подземных станций, в длинных тоннелях, где сгрудившиеся составы намертво прикипели к рельсам. Здесь, в бывшем метрополитене, обитала вторая разумная раса этой несчастной планеты. Когда-то он очень ею интересовался, бредил контактом с мыслящими киноидами, искал пути к взаимопониманию. Теперь же ему был нужен только один «псина-сапиенс».
Старый друг…
Предатель…
Вентиляционная шахта почти вся забита мусором и палой листвой, но гнилой ветерок, потягивающий из чёрных её глубин, свидетельствовал, что проход есть. Прыжок, приземление на мягкую прелую кучу и быстрое скольжение вниз на спине. Скольжение в кромешной тьме. Полусогнутые ноги с размаху ударяются обо что-то твёрдое. Инерция бросает его вперед. Он успевает сгруппироваться, перекатиться через голову и оказаться на ногах на мгновение раньше, чем могучие челюсти смыкаются у него на горле.
Разочарованный промахом голован отскочил к стене, издевательски загукал, пружинисто приседая на могучих лапах.
– О лохматые древа, тысячехвостые, затаившие скорбные мысли свои в пушистых и тёплых стволах! – нарочито громко произнёс пришелец. – Тысячи тысяч хвостов у вас и ни одной головы!
Голован в ответ разразился длинной серией щелчков. Ему ответили из тьмы тоннеля справа и слева. Подземные жители, умеющие покорять и убивать силою своего духа, возникали из глубины заброшенного метрополитена бесшумно, как призраки, пришелец отчётливо видел их и слышал биение их сердец. Как никто знал он, насколько они опасны, но ему не составило бы труда справиться с ними всеми.
Голованы окружили незваного гостя плотным кольцом, которое расступилось лишь для того, чтобы пропустить седого как лунь, матерого своего собрата. Стараясь сохранять достоинство, хотя лапы его тряслись и подгибались от старости, патриарх приблизился к пришельцу, по-собачьи уселся, воздев лобастую голову.
– Ты пришёл, – произнёс голован по-русски. В его устах это прозвучало как нечто среднее между вопросом и утверждением.
– Да, Щекн-Итрч, – отозвался пришелец.
– Зачем? Льву Абалкину больше нет дела до народа Голованов.
– Я не Лев Абалкин. Лев Абалкин убит людьми.
– Ты – не человек, – то ли констатировал, то ли просто согласился голован Щекн-Итрч. – Народу Голованов больше нет дела до народа Земли. Народ Земли не вмешивается в дела народа Голованов. Народ Голованов не вмешивается в дела народа Земли. Так было, так есть и так будет.
– Я пришёл говорить не о делах народа Земли, – так же монотонно проговорил пришелец. – Я пришёл говорить не о делах народа Голованов. Я пришёл говорить с тобой, Щекн-Итрч.
Патриарх чуть повернул облезлую от старости морду, несколько раз щёлкнул редкозубыми челюстями. Остальные голованы как один снялись с места и канули в безвидности тоннеля.
– Говори! – потребовал Щекн.
– Меня интересует лишь одно, Щекн-Итрч, – сказал пришелец. – Что заставило тебя предать своего друга и учителя Льва Абалкина?
Голован помотал массивной головой.
– Я не предавал Льва Абалкина, – отозвался он. – Лев Абалкин умер раньше, чем был убит людьми. На реке Телон я говорил не с Львом Абалкиным. Я говорил – с тобой.
Пришелец усмехнулся. В рассеянном мерцании опалесцирующей плесени на стенах блеснули его ровные белые зубы.
– Ты ошибаешься, киноид, – сказал он. – На реке Телон с тобой говорил Лев Абалкин. Ты предал своего друга и учителя, Щекн-Итрч, но я пришёл не затем, чтобы укорять тебя. Я пришёл, чтобы сообщить добрую весть. Прежде, чем у зачатых в эту ночь голованов отпадут перепонки между пальцами, народ Земли навсегда покинет Вселенную. Никто больше не помешает твоему племени занять подобающее ему место.
Старый боевой конь при звуках трубы…
До сих пор вздрагиваю, вспоминая о том летнем вечере.
Я лежал брюхом кверху у себя на дачной веранде и в который раз перечитывал «Пять биографий века». Шустрые киберы подстригали газон. Пахло свежеполитой травой. Мягко светило закатное солнце. На горизонте тянулись ввысь громады тысячеэтажников Свердловска, но мысленно я видел совсем иную картину: ночное беззвёздное небо, зелёный ломтик луны, чёрную стену леса и тёмные узкие вдавлины на белом прибрежном песке.
Маргариту Логовенко долго и тщательно искали. Даниил Александрович лично летал на Пандору, принимал участие в прочёсывании джунглей. Историю таинственного исчезновения его супруги П. Сорока и Э. Браун завершают обнаружением на берегу горячего озера защитного комбинезона, аккуратно сложенного возле егерских ботинок, карабина с патронташем, да ещё – цепочки узких следов, уходящих в накрытое шапкой тумана озеро. При этом они объясняют случившиеся с Ритой Сергеевной, как ее называли на Белых Скалах, банальным несчастным случаем. Дескать, решила искупаться и утонула. А то, что не было найдено тело, так на Пандоре, густо населённой самыми разнообразными падальщиками, никогда не находят никаких тел. Логика уважаемых исследователей практически безупречна. Рита Сергеевна проводила немало времени на лесной биостанции, изучая местную флору и фауну. И нередко совершала одиночные вылазки. Неудивительно, что и в тот роковой день она, никому ничего не сказав, в одиночку отправилась в джунгли и не вернулась. Однако обычно дотошные в деталях сотрудники группы «Людены» напрочь проигнорировали одно немаловажное обстоятельство.
На берегу горячего озера были обнаружены следы не только Риты Сергеевны, но и множество других отпечатков босых женских ног, по всей видимости, принадлежащих аборигенкам. Складывалось впечатление, что Рита Сергеевна попросту разделась и ушла в озеро. Утонула? А может, превратилась в русалку? Вопрос далеко не праздный, но П. Сорока и Э. Браун не утруждали себя сколь-нибудь серьёзным его рассмотрением, придя к довольно поверхностному выводу, что именно трагическая гибель жены подтолкнула Даниила Александровича Логовенко к тому, что много лет спустя назовут Большим Откровением.
Я не присутствовал, но очень хорошо всё это себе представляю. База аварийщиков в Стране-Оз-на-Пандоре. Оперативная диспетчерская. Несчастные глаза совсем ещё зелёного Базиля Неверова. И обычно румяное – кровь с молоком, – а в то мгновение такое потерянное лицо Дани Логовенко, которому только что сообщили, что надежды больше нет и поиски, ввиду их абсолютной бесперспективности, прекращены.
В моей коллекции нет записи об этом происшествии, хотя ему самое место среди других легенд Пандоры, которые бывалые старожилы-охотники, понизив голос до степени таинственной многозначительности, рассказывают вновь прибывшим за стаканом доброго местного «альмондино». Но все, что связано
