Только вот замок Таге стоял в естественно выгодном месте относительно замка покрупнее, и в случае мятежа его гарнизона или капитуляции его перед врагом гарнизон крепости Мацудзака тут же оказывался в опасном положении. Поэтому первостепенную роль играло то, чтобы этот замок находился в ведении заслуживающего абсолютного доверия человека, и предусмотрительный Удзисато постарался убедиться в бесспорной лояльности Гонсиро и подверг его надежной проверке перед тем, как поручить ему предельно важное и ответственное задание.
– Замолчи, Гонсиро! – возмущенно громыхнул даймё, продолжая играть роль, которую решил исполнять еще какое-то время. – Как смеешь ты такое говорить о своем господине! Лжец! Что-то я не помню о тебе как собственном спасителе или о ком-то еще, протянувшем мне руку в критический момент схватки.
– Странно, мой господин! Вы же тогда сказали: «Тысячекратное спасибо, Гонсиро. Если бы не ты, не быть мне сейчас живым. Я никогда не забуду твой сегодняшний поступок, а после войны должен буду наградить тебя». Никакие награды мне не нужны. Я простой солдат, у меня нет ни жены, ни детей. Но я не могу больше терпеть ваше настолько безразличное отношение к моей самоотверженной службе. Бесспорным фактом, мой господин, остается то, что я на самом деле спас вам жизнь, а также тем самым предоставил нашим войскам возможность взять замок Ганусяку.
– Ты лжешь! Жизнь ты мне никогда не спасал.
– Я говорю правду! Я действительно спас вас от гибели!
– Ты пьян; сам не ведаешь, что плетешь. Я повторяю: мою жизнь ты никогда не спасал!
Кровь ударила Гонсиро в голову. Позабыв о всяком благоразумии, он вскричал:
– Неблагодарный и лживый человек! Я действительно спас вам жизнь!
– Ложь!
Удзисато нахмурился, и всем показалось, что он собирается наказать дерзкого спорщика, как тот того и заслуживает, но их господин вдруг, по-видимому, передумал и добродушно рассмеялся.
– Послушай, Гонсиро, – сказал он, – ты настаиваешь на том, что спас меня; я это отрицаю. При таком раскладе, если каждый будет настаивать на своем, конца нашему спору не видать. Но чтобы уладить дело раз и навсегда, давай устроим поединок, поединок между нами – тобой и мной. Если ты меня побьешь, то я признаю, что ты спас мне жизнь согласно твоему же утверждению, и упаду к тебе в ноги с простертыми по земле руками, чтобы кротко просить твоего прощения за то, что я говорил. Это будет выглядеть таким же великим унижением, как снятие шлема на поле сражения и сдача на милость победителя. Но если ты потерпишь поражение, тебя заклеймят как лжеца и заставят сделать себе сеппуку. Ты готов побороться со мной на таких условиях?
Гости застыли, пораженные до глубины души, перешептываясь друг с другом.
– Вот это предложение!
– Чудовищно нечестное к тому же!
– Один соперник рискует собственной жизнью, другому придется просто принести свои извинения!
– Каковы шансы у обоих?
– У Гонсиро они попредпочтительнее.
– Тут я с вами не соглашаюсь – наш господин обладает более совершенными навыками единоборства. Я держу пари на то, что его светлость победит.
– Гонсиро никогда не примет такие условия – они слишком невыгодные для него!
Пока вокруг Гонсиро витали все эти предположения, высказанные шепотом, его посетило окончательное решение. С вызовом в глазах он взглянул в лицо своему сопернику.
– Мой господин, – проговорил он, – я принимаю ваш вызов! И принимаю ваши условия, какими бы несправедливыми они ни казались. Я ведь самурай, и как самурай не страшусь никакой опасности. Сильный своей правдой в моем деле, я готов состязаться с вами.
– Прекрасно! Не будем тянуть. Готовься!
– Ваша светлость, я готов!
В центре зала освободили место для схватки, а тем временем оба участника поединка освобождались от всей лишней одежды. Потом начался поединок, причем некоторое время он проходил без видимого перевеса с той или иной стороны. Наконец, однако, с громким криком Гонсиро умудрился извернуться и ловким приемом взвалил своего противника на плечи, чтобы затем швырнуть его на татами метра на два-три от себя. Удзисато от удара потерял сознание, и все гости в ужасе бросились оказывать ему посильную помощь. Ему давали всевозможные тонизирующие средства, и, к всеобщему облегчению, обморок у хозяина торжества прошел. Потерпевший поражение боец смог, опираясь на адъютанта, самостоятельно удалиться в свои личные покои. От трапезы, понятное дело, пришлось отказаться, так как подавляющее большинство гостей отправилось домой. Гонсиро покинул замок в великом расстройстве чувств и недовольный собой.
«Каким же глупцом выставил себя мой господин, – отдался он своим мыслям. – Никогда не ожидал от него ничего такого. Больше у него на службе я не останусь. Солнце светит не только над ним одним. Человек моей отваги сможет отыскать пристанище где угодно. Ладно уж! Пойду и попрошусь на службу к какому-нибудь другому даймё. К кому-нибудь, заслуживающему большего уважения, чем мой господин Удзисато».
Приняв окончательное решение, Гонсиро совсем скоро собрался в путь. В полночь он украдкой отправился в дорогу с намерением никогда больше сюда не возвращаться.
На следующее утро все самураи собрались в замке, чтобы справиться о здоровье своего господина. Пришли все, кроме Гонсиро. Даймё, вполне оправившийся после вчерашнего обморока, заметил его отсутствие, вызвал одного из своих каро, или главных советников, по имени Гондзаемон Гамо и спросил, что с ним случилось?
– Осмелюсь доложить, ваша светлость, – отвечал каро, – я только что получил сообщение о том, что этим утром его никто не видел, и мы так предполагаем, что он бежал из-за неудачного стечения обстоятельств прошлым вечером.
– Если это так, – воскликнул Удзисато, – то я искренне сожалею. Я-то притворялся, чтобы проверить его преданность, и если из-за моих же речей я потерял приличного вассала, остается разве что безмерно жалеть об этом. Приказываю провести поиски, а когда вы его отыщете, немедленно приведите ко мне. Передайте ему, что я позволил себе всего лишь добрую шутку, а на самом деле собираюсь его щедро наградить за преданную службу мне. Не теряйте попусту времени, Гондзаемон, он не мог далеко
