– Готовься!
– Я готов, ваша светлость.
С этими словами оба поднялись на ноги и изготовились к поединку. Гондзаемону оставалось только поражаться их безрассудной страсти. На протяжении многих лет Удзисато сожалел о поступке, стоившем ему верного слуги. На протяжении тех же самых лет Гонсиро скитался неприкаянным ронином без крова и часто голодным. Сюзерен и вассал наконец-то соединились, и все шло прекрасно, когда вдруг ради грошовой амбиции счастливый расклад повисал на волоске, и возникала опасность вечного разлада. Он попытался было их урезонить, но никто его слушать не стал. Ему оставалось только знаками пытаться убедить Гонсиро поддаться своему господину; и Гонсиро, с его запоздалым осознанием своего опрометчивого поступка, ответил ему тоже жестом: «Так я и сделаю».
Довольный тем, что ему удалось предотвратить катастрофу, каро предложил свои услуги в качестве секунданта и встал с открытым веером в руке. После предварительных прощупываний друг друга соперники схватились в поединке всерьез. Гонсиро откровенно собирался было поддаться своему господину, чтобы тот почувствовал удовлетворение от победы. «Но, – думал он, – если я позволю себе слишком подыгрывать господину, и он без труда меня повалит, ему все это покажется подозрительным; кроме того, я не должен создать у него впечатление, будто стал таким слабаком, каким кажусь ему на первый взгляд». Воодушевляясь ходом состязания, он стал думать несколько иначе: «Если я дам ему меня побить, располагая при этом силой для победы, каким же презренным существом меня следует считать за то, что я продамся ради теплого места и достойного содержания. Ничто не позорит самурая больше, чем приспособленчество. Человек живет всего лишь отмеренный ему срок, а доброе его имя остается жить в веках. Доброе имя выше всех материальных благ. Я не могу притвориться побежденным. Придется мне приложить все усилия любой ценой, и будь что будет: брошу оземь своего господина снова».
Приняв окончательное решение, он напряг ноги, выгнул спину, с громким криком поднял своего противника на плечи и швырнул его на третью циновку от себя точно так же, как в тот памятный для всех день.
Наш добровольный секундант, ничуть не сомневавшийся, что Гонсиро последовал доброму совету и что швырнули именно его, выбежал вперед, восклицая:
– Прекрасно исполнено, мой господин! Лучшего броска я никогда не видел!
Сказать что-то еще он не успел, так как обнаружил свою ошибку. А обнаружил он то, что Гонсиро снова одержал победу, а их господин таким же манером в очередной раз потерпел унизительное поражение. Как было все это вынести?! Снова тот же самый результат!
Теперь, когда его возбуждение несколько прошло, Гонсиро почувствовал стыд и ужас от всего им содеянного.
Удзисато поднялся без посторонней помощи и, топнув ногой, как будто прогоняя гнев, проследовал прочь во внутренние покои.
– Какой же я глупец, что повторил свою ошибку снова! – кричал Гонсиро в отчаянии. – Наперекор вашему совету, вразрез с собственным намерением, я поддался собственному тщеславию и, позабыв обо всем на свете, позволил себе нанести своему господину непростительное оскорбление во второй раз. Я выпущу себе кишки, и прошу вас оказать мне честь: станьте свидетелем моего самоубийства!
Прокричав все это, наш несчастный герой поднял короткий меч, отложенный в сторону перед схваткой, и уже было собрался вонзить его себе в живот, когда раздвижная дверь торопливо распахнулась, и вбежал Удзисато, успевший схватить его за руку.
– Остановись, остановись, Гонсиро, – приказал он, – что ты всегда так торопишься! Я тебя ни в чем не виню. Тобой двигал истинный дух самурая. Тот самый дух, отвергающий хотения, голод и тряпки, питающий презрение к подхалимажу ради выгоды. Мой храбрый приятель, за это я тебя и ценю! Ведь могло же так случиться, что трудности последних трех лет повлияли на твою натуру. Вдруг ты теперь готов поступиться собственной честью ради благосклонности сильных мира сего и суетного благополучия? Поэтому я снова разыграл опьянение и хвастливый характер, что еще раз я бросил тебе вызов на поединок и таким манером проверял тебя, что называется, на вшивость по большому счету. Ты достойно выдержал испытание. Даже за такую высокую цену ты счел ниже своего достоинства игру в поддавки. Ты являешь безусловный образец всего того, что должен представлять собой самурай! В знак признания твоей безупречной службы моим интересам во время штурма замка Ганусяку назначаю тебя комендантом крепости Таге с содержанием в размере 10 тысяч коку. В качестве награды за победу надо мной в условиях всех искушений поддаться мне вручаю тебе дополнительное содержание в размере тысячи коку; а в знак признания моего поражения от твоей руки три года назад добавляю еще тысячу коку. Получи предписание о твоем назначении на должность.
От такого нежданного великодушия со стороны своего господина даже закаленный невзгодами Гонсиро не смог удержать слез умиления.
Все последующие годы Гонсиро служил своему сюзерену даймё Гамо верой и правдой. Когда Удзисато отравили подлые враги, его преданный вассал покончил с собой, чтобы сопровождать своего нежно любимого хозяина в подземном царстве теней.
Судьба Кимура Сигенари
I
В восемнадцатом году эры Кейтё (1613 г. христианской эры) Тоётоми Хидеёси четырнадцать лет как уже скончался, а его сыну Хидеёри к тому времени исполнилось два года, и на протяжении двадцати лет народом Японии от его лица управлял назначенный регент. Его приверженцы потерпели сокрушительное поражение от войск противника под руководством Токугава Иэясу во время сражения у деревни Сэкигахара, и после этого фортуна от него совсем отвернулась. Все даймё поклялись в своей преданности Иэясу, и император назначил его сёгуном. Несколько лет спустя он отрекся от власти в пользу своего сына по имени Хидетада, хотя практически остался у штурвала корабля государства. С другой стороны, одновременно наблюдался стремительный закат звезды Хидеёри. Он числился всего лишь губернатором относительно мелких провинций Сэтцу и Кавати, а также носил почетное звание министра права. Тем не менее в его цитадели, то есть неприступном замке Осаки, построенном его отцом Хидеёси ценой громадных затрат, все еще, как говорят, находилось приблизительно сто тысяч ратников, среди которых называют ряд храбрых и преданных самураев, такие как Катагири Кацумото, Санада Юкимура, Сусукида Хаято и Кимура Сигенари. Последний из них будет героем нашего рассказа.
Несколько
