Куда интереснее сложилась жизнь моего знакомого Драча. За этот бой он удостоился ордена Славы III степени, а в июне 1945 года его, как это ни удивительно (а может, как раз вовсе и неудивительно), восстановили в кадрах ВМФ, вернув офицерское звание. Вслед за этим он отправился на родной Черноморский флот, откуда в конце 1958 г. капитан-лейтенант Драч (тогда он служил на должности начальника транзитного склада ГСМ 1-й бригады сил ОВР Одесской ВМБ) был уволен в запас, с весьма интересной формулировкой «за нарушение советских законов о семье и браке», то есть фактически за многоженство. Как говорится, «все пропью, но флот не опозорю». Как мне удалось выяснить чуть позднее, умер он в ноябре 1969 от рака желудка.
Ну а мне еще предстояло то, что, согласно словам известной песни М. Ножкина, обычно бывает самым трудным…
Фронтовая тетрадь старшины Потеряхина
Запись 7 (и последняя). В архив за смертью, или саван мой сосновый
3 мая 1945 года. Где-то между Цербстом и Магдебургом у р. Эльбы. Замок Нордлингбург. 1-й Белорусский фронт. Германия.
* * *
Ты почему-то ты никогда не умираешь и всегда чего-то хочешь.
Вдова Майлза Дайсона – Саре Коннор. Т/с «Хроники Сары Коннор», он же «Битва за будущее»
Башенный пулемет «тридцатьчетверки» долбил от всей души – пули прошивали насквозь ряд стоящих вдоль взлетной полосы реактивных «мессеров» с таким смачным звуком, словно это были вовсе не самолеты, а пустые жестяные бочки. Пробив дюраль, отдельные пули потом рикошетили от бетона, давая искры и светлые облачка пыли. Интересно, что от выстрелов самолеты против нашего ожидания не загорались и не взрывались.
– Гаврила! – крикнул я, свесив голову в открытые створки люка командирской башенки танка: – Кончай уже фигней страдать! Ты видишь, что толку от твоей пальбы никакого, ворошиловский ты, мать твою за ногу, стрелок?! На хрена ж впустую патроны тратить?
– Щас, товарищ старшина, – ответил откуда-то из глубины открытого люка глуховатый голос заряжающего, младшего сержанта Перегина, который действительно был заряжающим в этом экипаже. После этой его реплики башенный «ДТ» наконец заткнулся и стало более-менее тихо. Только гудела канонада на горизонте в качестве постоянного «шумового оформления» – остатки гарнизона блокированного Берлина уже сдались, Гитлер и многие его приближенные были мертвы или в плену, но юго-западнее столицы издыхающего Дриттен Райха, то есть как раз там, где мы сейчас находились, бои продолжались.
За стеклами моего бинокля были видны аккуратные поля и деревья, какие-то здания у самого горизонта (именно там, если верить карте, должен был располагаться город Нордлингбург, который находился непонятно в чьих руках, и соваться туда было себе дороже – одно дело – если там уже белые простыни на подоконники вывесили и совсем другое – если там застряли какие-нибудь особо упертые эсэсовцы, которые не хотят сдаваться) и жиденькие столбы дыма над ними. Серый весенний пейзаж (а он после схода снега всегда как-то особенно непригляден) вокруг понемногу расцвечивался первой робкой зеленью, а из-за облаков время от времени выглядывало солнце. Иногда стороной и на большой высоте пролетали самолеты, но сейчас они могли быть либо наши, либо англо-американские, люфтваффе больше категорически не летали.
И, кстати, было понятно почему. Раскинувшийся вокруг немаленький аэродром выглядел каким-то покинутым, еще когда мы только-только подходили к нему. С одной стороны, на его бетонной ВПП и прилегающих стоянках не было ни одной живой души, а с другой стороны, самолетов вокруг было несколько десятков – истребители «Fw-190», серо-голубые ночные двухмоторные «Bf-110» с торчащими на носах «усами» антенн бортовых РЛС, учебные «Готы» и «Арадо», транспортные «Ju-52». Все эти поршневые самолеты стояли, словно сбившись в кучу (похоже их так составили специально, возможно, собираясь сжечь или подорвать), с открытыми капотами двигателей, откинутыми крышками фонарей кабин и снятыми техническими лючками.
Стоявшая справа от полосы девятка покрытых затейливым камуфляжем остроносых реактивных «Ме-262» выглядела куда лучше. Кабины открыты, парашюты лежат или на крыле или рядом на бетонке, кажется, вот прямо сейчас садись и лети. Но – увы. Причину, по которой в этаком вот мертвом состоянии были не только самолеты, но и вся здешняя аэродромная техника, стоявшая где попало, там и сям, с распахнутыми дверями, удалось установить чуть позднее, когда наконец вернулись посланные на разведку окрестностей автоматчики. Они доложили, что нигде на аэродроме нет ни капли горючки. Пусто было и в баках самолетов, и автомашин, и в цистернах ТЗ, и даже во вкопанных в землю с дальнего конца полосы здоровенных резервуарах с предупредительными надписями «Rauchen Ferbotten!».
К моменту возвращения разведчиков на башню танка, где я уже довольно давно сидел с биноклем в руках, вылез лейтенант Серега Чемоданов в таких же, как у меня, танкошлеме и комбезе. Правда, я чисто для понта надел поверх комбинезона кожаную куртку и таскал через плечо полевую сумку (в которой, честно признаюсь, не было ничего, кроме тетрадки с дневниковыми записями) на длинном ремешке – таким образом я «добирал солидности», и большинство окружающих пехотинцев и танкистов, которые не были в курсе насчет того, что я за птица, совершенно искренне принимали меня за офицера.
В этот, с позволения сказать, рейд я пошел пятым именно в «Т-34–85» комвзвода Чемоданова, который в данный момент и командовал броней. Для большинства тогдашних танкистов «восемьдесят пятая» еще была в новинку, и на новых танках они ездили вчетвером, в том же составе, в каком до этого воевали на привычных «семьдесят шестых». Именно поэтому Чемоданов предпочитал занимать место наводчика, а командирская башенка в его танке оставалась вполне себе свободной. Впрочем, я все-таки был не просто пассажиром и кое-какую пользу по мере сил тоже приносил.
Этот самый рейд удалось организовать с грехом пополам только благодаря настойчивым телефонным звонкам моего начальства да выданной мне штабом 1-го Белорусского фронта довольно весомой бумаге. Войска на этом направлении в последние недели не вылезали из боев (сначала это было захлопывание «колечка» вокруг Берлина, потом его взятие с неизбежными и изнурительными уличными боями и, наконец, отражение нескольких попыток деблокировать германскую столицу извне). Именно поэтому 52-я танковая бригада
