Идёт Иван-царевич от морского царя, а сам горько плачет. Увидала его из своего терема высокого Василиса Премудрая и спрашивает:
– О чём, Иван-царевич, плачешь?
– Как мне не плакать? Велел мне царь морской к завтрашнему утру триста скирд обмолотить, да чтоб их не ломать и снопов не разбивать. А разве я могу это сделать?
– Ничего, Иван-царевич, не горюй! Это ещё не беда: беда будет впереди. Ложись-ка спать: утро вечера мудренее.
Пришла ночь, лёг Иван-царевич спать, а Василиса Премудрая вышла на крыльцо своего терема высокого и крикнула громким голосом:
– Гей вы, слуги мои верные, муравьи ползучие! Собирайтесь все, что есть вас на белом свете, выбирайте зерно из скирд батюшкиных да складывайте его в закромы!
Набежало муравьёв со всего света видимо-невидимо, выбрали зерно и сложили всё в закромы за одну ночь.
Наутро призывает Ивана-царевича к себе морской царь и говорит:
– Ну и хитёр же ты, добрый молодец, видел я твою работу: чисто сделано. Дам я тебе другую задачу: слепи-ка мне к завтрашнему утру церковь из воску ярого. Сделаешь – молодец, а нет – мой меч, твоя голова с плеч!
Идёт Иван-царевич от морского царя, голову повесил, пригорюнился; Василиса Премудрая выглянула из окошка и спрашивает:
– Чего, Иван-царевич, пригорюнился, повесил головушку?
– Как мне не горевать, Василиса Премудрая: приказал мне твой батюшка, морской царь, слепить в одну ночь церковь из воску ярого, а разве я сумею это сделать?
– Не кручинься, Иван-царевич; это ещё не беда: беда будет впереди. Ложись-ка спать: утро вечера мудренее.
Ночью Василиса Премудрая вышла на крыльцо своего терема и крикнула громким голосом:
– Гей вы, слуги мои верные, пчёлки-работницы! Прилетайте все сюда, что есть вас на белом свете, слепите мне церковь из воску ярого, чтобы к утру была готова!
Откуда ни возьмись, слетелось пчёл видимо-невидимо и начали работать: одни воск из ульев носят, другие лепят – и к утру церковь слеплена на славу.
Призывает наутро морской царь Ивана-царевича к себе и говорит:
– Видел я твою работу: мастер ты лепить из воску, хитро сработано. Теперь дам я тебе третью задачу: есть у меня конь – на него ещё никто сесть не осмеливался. Объезди ты мне этого коня, чтобы он под верхом мог ходить. Коли не справишься – голову тебе с плеч долой; а объездишь – выдам я за тебя из моих дочерей любую, какую себе выберешь.
Идёт Иван-царевич от морского царя и думает: «Ну, эта работа нетрудная: с конём справиться можно – не привыкать-стать». А Василиса Премудрая выглянула в окошко и спрашивает:
– Что, Иван-царевич, какую тебе задачу задал мой батюшка, морской царь?
– Да пустяковую: всего-то объездить коня неезжалого.
– Эх, Иван-царевич! Вот когда беда-то пришла неминучая! И в той беде я тебе помочь не могу: ведь конём-то этим будет сам мой батюшка, морской царь. Подхватит он тебя да понесёт выше лесу стоячего, ниже облака ходячего и разнесёт по чисту полю твои косточки.
– Как же мне быть теперь? Научи, Василиса Премудрая.
– Иди скорей, прикажи сковать себе палицу железную, весом в двадцать пуд. Как сядешь на коня и понесёт он тебя – держись крепче да бей его палицею промежду ушей без отдыха.
Спал ли, не спал Иван-царевич, только наутро пошёл в конюшню. Вывели ему коня неезжалого: двадцать конюхов под уздцы держат; храпит конь, на дыбы становится, из ноздрей пар клубами валит. Сел Иван-царевич на коня – поднялся конь кверху и полетел выше леса стоячего, чуть пониже облака ходячего. Крепко держится Иван-царевич на коне, врезал коню в бока шпоры булатные, а сам бьёт его промежду ушей двадцатипудовой палицей без отдыха. Сбавил конь свою прыть, стал спускаться ниже, а Иван-царевич знай его палицей охаживает. Опустился конь на сырую землю и стоит как вкопанный, весь пеною покрытый, словно мылом намыленный. Отвёл Иван-царевич коня и пошёл к себе в горницу.
Под вечер призывает его к себе морской царь. Сидит он сумрачный, сердитый, голова платком обвязана.
– Ну что, Иван-царевич, объездил коня? – спрашивает.
– Объездил, твоё морское величество.
– Коли так, я своё слово сдержу: выбирай себе невесту.
Иван-царевич выбрал Василису Премудрую, тотчас их обвенчали и на радостях пировали целых три дня.
Счастливо живёт Иван-царевич с молодой женой, только чуется ему недоброе: морской царь на него злобу в сердце держит. Да и соскучился он, стосковался по отцу, по матери, по дому, по родине. Оттого задумал он уйти из подводного царства на Святую Русь и говорит Василисе Премудрой:
– Уйдём-ка мы с тобой, Василиса Премудрая, подобру-поздорову на Святую Русь. Не житьё нам здесь: хочет нас морской царь извести, со света сжить, да и соскучился я больно по отцу, по матери, по дому, по родине.
– Что ж, уйдём! – говорит Василиса Премудрая. – Только знай: будет за нами великая погоня. Разгневается морской царь, догонит нас и предаст лютой смерти, коли мы его хитростью да мудростью не проведём.
Выждали тёмной ночи Иван-царевич с Василисой Премудрою, сели на борзых коней и поскакали что есть духу. А перед тем как сесть на коней, порезала себе Василиса Премудрая мизинчик, капнула по капельке крови в трёх углах своего терема и заперла двери крепко-накрепко. Вот приходят наутро посланные от морского царя, стучатся в дверь и говорят:
– Просыпайтесь! Батюшка вас к себе зовёт.
Отвечает им из угла одна кровинка:
– Рано больно: не выспались.
Ушли посланные; ждали-ждали, опять в дверь стучат:
– Не пора-время спать, пора-время вставать!
– Встаём, одеваемся! – отвечает другая капелька.
Приходят в третий раз посланные:
– Батюшка царь морской гневаться изволит, что, мол, долго спят!
– Сейчас придём, – говорит третья капелька.
Подождали посланные, опять в дверь стучатся; стучали-стучали, да так и не достучались ответа. Выломали дверь, глядь – а в тереме пусто. Доложили обо всём царю; разгневался морской царь и послал погоню великую.
А Иван-царевич с Василисой Премудрой уж далёко-далёко скачут.
– Ну-ка, Иван-царевич, – говорит Василиса Премудрая, – слезь с коня, припади ухом к сырой земле да послушай: нет ли погони от морского царя?
Слез Иван-царевич с коня, припал ухом к земле и говорит:
– Слышу я людскую молвь и конский топот.
– Это за нами погоня, – говорит Василиса Премудрая и оборотила коней зелёным лугом, Ивана-царевича – старым пастухом, а себя – овечкою.
Наехала погоня и спрашивает:
– Эй, старичок, не видал ли ты молодца с красною девицей на борзых конях?
– Не приходилось, люди добрые. Сколько лет пасу на этом месте, ни птица мимо не пролётывала, ни зверь не прорыскивал.
Вернулась погоня к морскому царю с докладом:
– Никого на пути-дороге мы не встретили, ваше морское величество; видели только: старик пастух овечку на зелёном лугу пасёт.
– Что ж вы их, разини, не хватали: ведь это они и есть! – закричал морской царь и послал новую погоню.
Скачет Иван-царевич с Василисой Премудрою на борзых конях.
– Ну-ка, Иван-царевич, – говорит Василиса Премудрая, – слезь с коня, припади ухом
