«Мне уже тридцать, – думала Китти. – Только бы не думать, что все кончено».
Они остановились у калитки; Элизабет подняла личико к маме.
Китти не удержалась от поцелуя:
– Как же я люблю тебя, милая!
Во дворе дома стоял грузовик Хьюго, а сам он сидел на кухне.
– Зачем пришел, Хьюго? Ты ведь знаешь, что Эда нет.
– Потому и приехал, – ответил он. – Поговорить об Эде.
– Я не хочу говорить об Эде.
– Чаю хочу, – заявила Элизабет.
Китти глянула на часы, прикидывая, когда вернется из школы Памела. Она любит, придя, выпить чаю.
– Подожди немножко, милая.
Элизабет убежала. Китти поставила чайник на плиту.
– Ты все понимаешь, и я все понимаю, – сказал Хьюго, – мы просто не говорим это вслух.
– Что именно?
– Эд слишком много пьет.
– Господи, – только и сказала Китти: у нее не было больше сил защищать Эда.
– Он уже не в состоянии выполнять свою работу.
Она повернулась взглянуть на него, такого серьезного, такого усердного: мальчик превратился в мужчину.
– Я не знала, что все настолько плохо.
– Мне звонят поставщики и говорят, что он приезжает на несколько часов позже, если приезжает вообще. Заказы, которые он делает, непременно нужно перепроверять, было уже очень много ошибок. На прошлой неделе мы получили груз в сотню ящиков розового вина, с которым прежде не имели дела. Эд даже не смог вспомнить, что делал заказ.
– Зачем ты мне это говоришь, Хьюго?
– Как президенту фирмы мне приходится просить его взять вынужденный отпуск.
Президент фирмы. Вынужденный отпуск. А парню нет и тридцати.
– Это завуалированный намек на то, что ты хочешь его выгнать?
– Зависит от того, сможет ли он взять себя в руки, – ответил Хьюго.
Китти молчала. Чайник закипел, и она сняла его с плиты, но продолжала стоять, держа его в руке.
– Послушай, Китти, Эд мне нравится, и я ему благодарен. Он пахал как вол, создавая нашу фирму. У нас, наверное, больше контактов с французскими виноградниками, чем у любого другого импортера, но теперь Эд не вкладывает в это душу. Я не могу позволить ему портить репутацию фирмы. – Хьюго тряхнул головой. – И я не могу спокойно смотреть, как он тебя мучает.
– Мучает?
– Да брось. Я не слепой. Он убивает тебя, Китти.
– Убивает?
Она тупо повторяла за ним, чтобы потянуть время. Ничего нового. Неожиданностью было только услышать об этом от Хьюго. И облегчением.
– Он крадет у тебя жизнь. Ты такая милая, добросердечная, такая… светлая. А он словно притушил тебя. Твой свет все тусклее. Эд ничего тебе не дает, Китти. Тебе и самой это ясно. Он крадет твою душу, потому что собственной у него не осталось.
Китти прикусила губу. Хьюго будто читал ее мысли.
– Но я люблю его, – шепнула она.
– А он губит тебя. Это же очевидно.
Слезы навернулись ей на глаза. Хьюго подбежал, обнял:
– Ты знаешь мои чувства к тебе. Ты всегда это знала.
– Нет, Хьюго…
– Почему нет? Разве тебе уже и пожить нельзя?
Китти не выдержала и расплакалась в три ручья. Хьюго стирал ее слезы губами, а потом расхрабрился и поцеловал прямо в губы. И Китти его не оттолкнула.
Дверь со стуком распахнулась. На пороге замерла Памела, в упор глядя на мать. Китти отступила от Хьюго, вытирая глаза.
– А я даже чай не заварила, – смутилась она.
– Привет, Пэмми, – окликнул Хьюго.
Памела не ответила. В следующий миг ее отпихнула Элизабет:
– Как же я есть хочу! Просто умираю.
– Да заткнись ты, Мартышка, – прошипела Памела, не сводя взгляда с матери.
– А вот и не заткнусь! – возмутилась Элизабет. – И не зови меня Мартышкой!
Китти, словно очнувшись, принялась хлопотать: принесла хлеб, масло и мед, молоко и печенье.
– Мартышка, Мартышка, Мартышка, – дразнилась Памела.
– Хватит, Памела, – одернул Хьюго.
– Ты мне не отец, – буркнула Памела.
Элизабет потянула Китти за подол:
– Скажи ей, чтоб не звала меня Мартышкой!
– Ты же знаешь, Пэмми, что ей это не нравится.
– Почему ты всегда за нее заступаешься? – Памелу охватила ярость. – Почему я всегда не права? Почему ты меня ненавидишь?
– Это неправда, милая.
Все это было просто невыносимо. Хотелось сесть и рыдать до тех пор, пока слезы не кончатся.
– Ты же знаешь, что я не люблю галеты. Так зачем ты их покупаешь? – Почувствовав слабину, Памела нападала с бескомпромиссностью семилетнего ребенка. – Не знаю, зачем я вообще домой прихожу. Еда всегда невкусная или противная. У нас не бывает пирожных с глазурью, как у Джин, или шоколадного молока. Жаль, что я не живу в доме Джин и что мама Джин не моя мама.
– Памела! – прикрикнул Хьюго. – Хватит уже.
Памела испепелила его взглядом.
– Да уж! – отрезала она. – Хватит. – И выбежала в коридор, хлопнув дверью.
Китти машинально продолжала нарезать хлеб, намазывать его маслом и разливать по стаканам молоко.
– Иди лучше, Хьюго. Я поговорю с Эдом.
– Ты уверена? Не хочешь, чтобы я сходил к Памеле?
– Нет. Так будет только хуже.
Она поставила чай перед Элизабет:
– Держи, милая. Намазать тебе медом?
– Я сама, – радостно заявила Элизабет и зачерпнула полную ложку меда. – Я не хочу жить в доме Джин. Я хочу жить здесь.
* * *Китти поехала в Льюис встретить Ларри с поезда.
– Как Джеральдина? – спросила она.
– Нормально. Поехала на неделю в Арундел к родителям.
Едва завидев Ларри, Памела и Элизабет завизжали от радости и чуть не подрались за право залезть к нему на коленки.
Китти улыбнулась:
– Иногда мне кажется, что тебя они видят чаще, чем Эда.
– Корыстные девчонки. – Ларри полез в чемоданчик. – А что я вам привез?
Он достал две пачки сдобного нормандского печенья.
– И бананы! – воскликнула Элизабет.
– Бананы? – удивился Ларри. – Какие бананы?
И достал из чемодана связку спелых бананов, на которые сестрички накинулись как сумасшедшие.
– Как там бананы, кстати? – спросила Китти.
– Да все непросто. Отец решил уйти на пенсию. Значит, я остаюсь за главного.
– Но разве это не здорово?
– Я же говорю – все непросто. Все эти годы мы были практически монополистами, а теперь появились конкуренты. Голландская фирма «Гист».
– «Гист» подполз, как глист?
– Примерно.
– Тебе давно хотелось управлять фирмой, Ларри. Теперь ты можешь воплотить в жизнь все, о чем мечтал.
– Да, я в предвкушении. – Он оглянулся. – Эд в отъезде?
– Как обычно. Я хочу с тобой об этом поговорить. Позже, когда девочек уложим. О Ларри, как я рада, что ты приехал.
Гостевая комната над кухней называлась комнатой Ларри, потому что, когда бы он ни приехал, один или с Джеральдиной, он всегда останавливался там. Ларри распаковывал чемодан, когда в дверь тихонько постучали.
– Открыто! – крикнул он.
Тишина.
Он сам пошел к двери. На пороге стояла растерянная Памела.
– Пэмми?
Девочка покачивалась на носках, мотая головой.
– Хочешь поговорить?
Она кивнула, не глядя в глаза.
– Тогда заходи.
Девочка переступила наконец порог. Ларри закрыл дверь. Не желая смущать Памелу, Ларри продолжил раскладывать на кровати одежду.
– Ларри, – начала она. – Как думаешь, мама нас когда-нибудь бросит?
– Бросит? Нет, никогда. С чего ты взяла?
– Матери когда-нибудь бросают детей?
– Нет, не бросают, милая. Почти никогда.
– Джуди Гарленд развелась. А у нее маленькая дочка.
– Но она ведь не бросила дочку, правда? Да и в любом случае звезды кино не то,
