Сходни были короткими, но гребцы баркаса плавали с доктором Мэтьюрином не первый год и хорошо знали о его способности оступаться на трапах, вываливаться из кормовых иллюминаторов и падать с причала, так что все они вытянули шеи, внимательно наблюдая, как он осторожно и неуверенно продвигается над полосой грязи.
Не то чтобы они сейчас опасались за его жизнь, поскольку море здесь было совсем мелким, но во время отлива вода ужасно грязная, и, шлёпнувшись в неё, он мог забрызгать их одежду. А если придётся его спасать, всю напрочь заляпает. Этим утром Мэтьюрин казался совершенно не подходящей компанией для их капитана — в синем с золотом мундире Обри выглядел великолепно. На боку у него висела сабля, подарок общества Ллойда, в четвёртой петлице — медаль за битву при Ниле. Турецкая награда — бриллиантовый челенк — сверкал на великолепной шляпе с золотым позументом, надетой поперёк, в стиле Нельсона. Он был вымыт и выбрит — как, впрочем, и всегда, даже в самых суровых условиях. Тщательно расчёсанные волосы, собранные сзади и перевязанные широкой чёрной лентой, были тщательно напудрены.
В противоположность Обри, доктор Мэтьюрин был, как обычно, небрит и, похоже, не посчитал нужным умыться. Он был в бриджах, расстегнутых на одном колене, нелепых чулках и замызганном старом плаще, который его слуга дважды пытался выбросить. Кроме того, он, видимо, пребывал в уверенности, что причёсанный щёткой старый парик придаёт ему приличный вид.
— Может быть, сэр, — сказал Бонден, — доктору лучше бы на плоскодонке вернуться назад, на корабль. Тут одна с овощами как раз задержалась. Он кивнул в сторону похожей на корзинку плоскодонки, стоящей у края причала, более устойчивого и подходящего перевозчика.
— Ерунда, — сказал Стивен, ступая на сходни. — Я отправляюсь на «Неудержимый». Они считают, что для меня эта погрузка, этот переход, как игра в кегли для собаки, — недовольно пробормотал он, переступая мелкими шажками.
Доска под его ногами дрогнула от лёгкого всплеска дальней волны, он пошатнулся и слабо вскрикнул, но Джек подхватил его сзади под локти, поднял и перенёс через планширь в шлюпку, где сильные руки передали его, как мешок, на кормовое сиденье.
Те же сильные руки помогли ему подняться по трапу флагмана, оберегая, следя за каждым шагом, напоминая об осторожности и придерживая. К тому времени, как Стивен добрался до квартердека, Джека, должным образом взошедшего на борт, уже встретили с подобающими церемониями и препроводили на корму. Однако там оказался мистер Бучер, бывший хирург «Норфолка», а теперь военнопленный.
— Добрый день, мистер Бучер, — сказал Стивен, — как любезно с вашей стороны прийти сюда. Я очень вам обязан.
У Бучера имелся необычайно богатый опыт, и хотя он не был особенно образованным и не обладал другими знаниями, кроме профессиональных, он владел таким даром диагностики, равный которому Стивену доводилось встречать редко.
— О, совсем нет, — ответил тот, — я так рад хоть немного отплатить вам за доброту, проявленную к бедному капитану Палмеру. — Он взял понюшку табака и добавил: — Мистер Мартин уже спустился вниз.
— Возможно, нам следует присоединиться к нему, — предложил Стивен.
— Полагаю, да, — ответил Бучер. — Но прежде позвольте спросить, почему вы оперировали здесь, а не отправили больного в госпиталь? На Ямайке, с её вредными испарениями и жёлтой лихорадкой, я бы это понял, но в таком здоровом месте, как Барбадос...
— Видите ли, на самом деле у него немного тяжёлый характер, он перессорился почти со всеми своими коллегами-медиками, в том числе и с персоналом госпиталя.
— О, в таком случае я его понимаю. Кроме того, хоть в госпитале и намного удобнее оперировать, с выживаемостью всё иначе. По мне, так пусть он лучше будет в море. Я видел, как после ампутации за неделю умирает целая палата, в то время как несколько человек, которых пришлось держать на корабле из-за недостатка места, выжили. Некоторые всё ещё живы.
Пациент казался не особенно тяжёлым. Он поблагодарил мистера Бучера за визит, поздравил с предстоящим освобождением — шведский корабль, который должен был доставить освобожденных под честное слово американских офицеров, встал на якорь этим утром — и передал привет друзьям в Бостоне. Но он знал, что вопрос, будет ли он жить, остаётся открытым, и остро чувствовал беспристрастные оценивающие взгляды Бучера. Он прекрасно понимал, что тот уже вынес свой приговор, и говорил всё быстрее, пытаясь доказать, что эта оценка неверна, что он вполне хорошо себя чувствует, а проблема с его раной и повторяющимися приступами лихорадки не имеет особого значения.
— Доброкачественный гной, — сказал он, заглядывая в лица врачей, — просто доброкачественный гной. Я тысячу раз такое видел.
— Ну, что скажете, сэр? — спросил Стивен, когда они снова оказались на квартердеке.
— Да, сэр, сказал Бучер, — как вы понимаете, это сепсис, но какой он примет оборот... Он взмахнул рукой, подчёркивая неопределённость, и добавил: — Если бы случились какие-нибудь военные победы, или он внезапно получил бы добрые вести, это могло бы изменить ситуацию к лучшему. Однако при нынешнем положении дел, возможно, стоит подготовиться к неблагоприятному исходу. Я полагаю, вы не собираетесь использовать никаких радикальных средств?
— Не собираюсь. У него слабое телосложение, усугублённое сильной раздражительностью, неудовлетворённостью и семейными неурядицами. Давайте теперь посмотрим, как там капитан Палмер.
