Соловей зашипел-то по змеїному, заревел по звериному.
Конек устоял на ногах, а Еруслан Лазаревич не побоялся его шипоты:
— Не боюся я вашего реву, не страшуся вашей шипоты. Лучша седлай своего коня, выедем в цисто поле, лучша побратаемса.
Товда Соловей стал седлать своего коня, норовился срубить буйну голову у Еруслана Лазаревича, такого малого юноши.
Выехали на цисто поле, разъехались в три прыска лошадиных, и съежжались близко на близко друг с другом. Соловьё ударил палицей буевой. Тот несколько не подрогнул. Успешен был Еруслан Лазаревич, ударил его по буйной головы, голова пала, и побежал егов конь в цисто поле.
(Вот тебе и Соловье-боhатырь!)
Успел Соловье прокричать:
— Русьской боhатырь однажды бьет, да метно живет!
Взял буйну голову, положил в подол и повез а Индийское царьсво. Индийское царьсво удивилосе: нихто к ним не проежживал, птица не пролетывала, зверь не прорыскивал, а он сам себе палицей помахивает, сам себе винуетсе, сам себе радуетсе. И собралось войско смотрять такого удалого молодца, хто такой заехал в наше осударьсво? Посмотрим того молодця! Собрался народ, сперва не верили. Он выкинул їм голову.
— Смотрите вашего караульщика!
(Сам заехал к їм в царьсво высматривать боhатыря, а всего девятой год.)
Тоhда народ усмотрели и повесили буйны головы.
— Хто есь сильнее меня? Дак побратаемся!
Товда все боhатыри скрыцяли в голос:
— Нет у нас тебе поединшыка никого, как хочешь, так и поежжай, некак сделать тебе никакого погона.
Погулял он, поскакал вон. Тут запечалился:
— Нет, не выискался мне поединшык.
Выехал на цисто поле широко раздолье. Говорит Конек-Горбунок:
— Есь Данило Белой, што прибил орду проклятую до шелеху и прижог.
Ехал он и заехал: вся земля прибита и трупы лежат, только ходит один, ишшет своего сына Михайла боhатыря. Подъехал Еруслан Лазаревич:
— Што жа ты ходишь по трупу, цего жа делаешь?
Дед старой отвечает:
— Што тебе мое надомно? Я тебя клюкой клюкну, у тебе башка с плец слетит.
Еруслан Лазаревич ласково ответил:
— Ах, старой человек, не шути много, а говори, што надо.
Товда старой человек взгленул.
— Да вы сильны, боhатыри русьские! Я їшшу голову сына.
— Ну, hде жа найти, куда она девана? Я пойду вашего победителя найду, состигу на дороге.
Отпустилса от деда и живо состиг Данила Белого, объехал его в три накона кругом. И тоhда Данило Белой сходит со своего коня поздороваться.
— Данило Белой, мы с тобой поздоровкались, дай-ко покрестоваемся.
Вот они сошли с коней, назвались крестовыма братьями. Еруслан Лазаревич стал звать ево в свое осударсьво:
— Сколько мы полюбуемся, поживи у меня.
Вот и заехали. И пожил он трої сутки, и товда у їх разговор пошел.
— Ах, у вас в осударсьви молодици коль не хороши, красны деушки не белы. Што за красота, што за баса? Вот и в Индийском царсьви Елена Прекрасная, это баса, это краса! Вот посмотри.
Еруслан Лазаревич переночевал темну ночку, распрашивает и отправляется он в Подсолнешной Град. Ето у Елены Прекрасной в осударсьви был. Близко, далеко-ле поехал Еруслан Лазаревич в Подсолнешной Град, переехал всех стражей, по царьсву гуляет, сам себе пометывает палицей, белой рукой подхватывает.
Елена Прекрасная пробудилась и удивилась. Товда послала верных слуг поклониться и спросить, што ему надомно, а воеваться мы не идем.
Верные слуги приходили и кланялись Еруслану Лазаревичу. Еруслан Лазаревич выслушах їхний поклон, їхни речи:
— Велела подъехать ко красну крыльцу. Вязать добра коня ко серебряну кольцу. Заходить в палаты белокаменные. И тоhда сказать, што ему надомно. —Высказали слуги верные, услыхал Еруслан Лазаревич їх реци и поехал ко красну крыльцу, вязал Конька-Горбунька к серебряну кольцу. Товда Елена Прекрасная стрецяла, приходила близко, кланялась низко:
— Как тебя по їмени зовут, как по отецесьву величают?
— Зовут меня Еруслан Лазаревич.
Товда Елена Прекрасная позвала в светлую светлицю и сели они за дубовы столы, стали переваров пить (по нашему чай), стали разговоры разговаривать.
— Ах ты, Еруслан Лазаревич, теперь я узнать хочу, чего тебе надомно?
— Ничего мне на надо, но многи люди знают тебя, говорят, што твоя красота, што твоя белота, так вот охвота тебя посмотрять.
— Не хош-ли ты у меня пожить, во слуги послужить?
— Нде-ле мне-ка место найти бы ужа…
Вот он ей посулился месяца на два, три или полhода, кольки могу прожить.
Прошли месяца два, и товда Елена Прекрасная говорит слуги:
— Ах ты, Еруслан Лазаревич! Обселимсе мы в моем осударсьве и будь ты мне муж, а я тебе обручняя жена.
Согласился Еруслан Лазаревич на ее речи ласкотные:
— Хорошо, Елена Прекрасная, баїшь. И ковда мы будем примать золоты венци закону божьему?
И вот они стали дума думать и здумали через трої сутки свадьбу сыграть и к венцу поспеть и живым пирком да и свадебкой. Вот они повенцялись и жизнь свою покончяли (?) и жили они время полhода.
В одною ночь стал любоваться и похваливать:
— И сколь хороша! И колько тебя народ знал!
Елена Прекрасная говорит:
— Што жа моя красота, што жа моя белота? Есь в Граде Марфа Прекрасная! Вот красота! Вот белота! Нихто к ней не ежживал, нихто не выгледывал, нихто не протекивал, и есь у ей мос через огненну реку и змей девятиглавый стерегет ее.
Вот они ночьку переспали. Еруслан Лазаревич и говорит:
— Пеки мне-ка подорожники.
— Куда ты поедишь?
— Есь красота, есь белота, што и краша тебя, — охвота посмотрять.
Плакала Елена горькима слезами.
— А я куда останусь? Ты засеял у меня в утробы отрока, и как уедешь, можит быть не вернессе.
Не поверил Еруслан Лазаревич ее горьким слезам, таки стал срежатьсе.
И провожала в горючих слезах, и говорит он:
— Если ты после ефто время принесешь сына или дочь…
Снял свой знаменистой крест.
— Если родится сын, ты его оксти, а если родится дочь, на тебе с моего мезинного перста золото кольце.
Распростились. И отправился Еруслан Лазаревич. Жона осталась.
Ехал день до вечера, красна солнышка до заката и доехал до Калинова моста.
Услышал змей потоп лошадиной и поезку боhатырску и заревел.
Ево Конек-Горбунок не испугался змеиного писку и реву.
Поежжал близко-по-близку, направил свою востру саблю, понюгнул свого коня. И зашипел етот змей. Помахнул вострой саблей и смахнул главу, и другу и третью… и восьму.
— Есь, нет у тебя ешьчо головы, али товаришши, а мне поединшыки?
Тогда змеева голова говорит:
— Оставь мне-ка одну голову.
— Нет, русьской боhатырь метно бьет, одна голова не живет.
И ету голову в подол склал и поехал в свой путь к
