Седрик не знает, что эту же цитату вспоминал и Гюнтер Сандерсон – статья Фердинанда Гюйса о периметрах обороны ментала, бутерброд с сыром, принятый от Люси Фарринезе, звонок Яна Бреслау, машина ждёт внизу, и жизнь летит кувырком.
Сколько прошло времени? Секунда? Две? Десять?
V– Контакт!
Вожак стаи обрушился на «Ловчего» первым. Волновая клякса – сгусток полей и энергий колоссальной мощности – ворвалась в Кольцо, легко пробив защитное поле корабля, намеренно ослабленное заранее.
Объект «Отщепенец», блудный антис.
– Спецкоманда – режим два! Импульс!
Ответ запоздал. На обзорниках ничего не изменилось, датчики безмолвствовали – кси-волну приборы «Ловчего» не улавливали. Но по тому, как содрогнулся, пошёл мелкой рябью Отщепенец, ясно видимый в центральной сфере, капитан Линдхольм понял: второй режим вступил в силу!
– Есть импульс!
– Держать волну! Полная мощность!
Вслед за вожаком подоспела стая. Криптиды с разгона ломились в защиту рейдера, размазывались по зыбкой, чуть мерцающей поверхности, сливались с ней, жадно тянули внутрь волновые щупальца. Несмотря на пси-блокаду, капитану чудилось, что котёнок, забавляясь, проводит острыми кончиками когтей по черепу Линдхольма, выбритому наголо. На коже оставались еле заметные царапины; они уже начали понемногу сочиться кровью.
Мыслями? Чувствами?!
Счёт идёт на секунды, подумал капитан. Счёт, он такой. Мысль мелькнула и исчезла: наверное, её высосали.
– Держать волну! Держать!
Отщепенец продолжал оставаться внутри Кольца. Его словно заперли на замок, а ключ выбросили в мусорный бак. Дрожь? Блудного антиса били конвульсии. Клякса сжалась, скукожилась – до смерти перепуганный ребёнок забился в угол, ища убежища от страшного мира взрослых. Сгусток полей отчаянно вибрировал, по нему пробегали сполохи: вспыхивали, гасли…
Перед отлетом капитану показывали запись трагического инцидента на Хельме. Пара ларгитасских чиновников. Молодая брамайни, её ушлёпок-сожитель. Безобразная драка, чумазый мальчишка, вспышка – и рябь безучастных помех. Помнил Линдхольм и слова Тирана:
«Для флуктуаций наши эмоции – пища. Любые эмоции. Чрезмерно мощный импульс способен отпугнуть фагов, но они вернутся и продолжат трапезу. Только тот, кто родился человеком, будет реагировать как человек. А если воспроизвести известную ему стрессовую ситуацию…»
Страх, переходящий в панику, был окрашен в знакомые Отщепенцу тона бытового насилия – знакомые воистину до боли. Прячься, кричал страх. Беги, кричал страх. Ну же! Помнишь, как ты уберегся, малыш? Как менял тела, одно на другое?! В бегстве – спасение, иного выхода нет.
– Ядро – режим три! Повторяю: Ядро – режим три!
– Есть режим три!
Воронка? Глаз урагана? Кольцо мощнейшего негатива бешено вращалось, стекая к центру, где формировалось пульсирующее сердце – оазис, расцвеченный самыми притягательными, самыми позитивными эмоциями: спокойствие, безопасность, домашний уют, тепло, материнская любовь… Плюс и минус. Два полюса. Два разноименных заряда, между которыми должна, обязана была проскочить искра.
В теории всё выглядело убедительно.
На практике же…
– Есть!
Доктор Эдлунд от восторга заорал так, что капитан чуть не оглох. Всё это время, пока длилась атака стаи, доктор наблюдал за одним-единственным объектом: изолированной каютой в самом центре Ядра, вокруг которой располагались внутренние посты четверых менталов, переключившихся с негатива на позитив. Каюта представляла собой точную копию комнаты, в которой разыгралась давняя трагедия на Хельме. Сейчас в углу каюты, ещё миг назад пустом, бился в истерике насмерть перепуганный мальчишка.
Три года, предположил капитан. Три с половиной? Четыре? Почему четыре?! Почему не семь, как предполагалось…
Утереть пот со лба? Нет, на это нет времени.
– Спецкоманда – отбой! Отбой! Всем закрыться!
Он поперхнулся. Нет, на кашель тоже не было времени.
– Защиту – на максимум!
«Волновые деструкторы – огонь! Плазматоры – огонь! Межфазники – огонь!» Рейд-капитан Ингмар Линдхольм уже открыл рот, собираясь отдать приказ – операция завершена, пора распылять фагов на кванты! – и застыл с открытым ртом, впервые в жизни. Центральная сфера демонстрировала капитану невозможное: двадцать четыре волновых объекта, криптиды и два кракена, стремительно набирая скорость, неслись прочь от «Ловчего» во все стороны.
Во все стороны, кроме одной.
– Обнаружены три брамайнских антиса, – севшим голосом доложил штурман. – Согласно реестру Шмеера-Полански, это Кешаб Чайтанья, лидер-антис расы Брамайн, а также Вьюха и Капардин. Совпадение волновых слепков… скорость… координаты…
Грозно мерцая сгустками вихревых энергополей, три антиса надвигались на «Ловчего», отрезая кораблю путь для ухода в РПТ-манёвр.
А потом антисов стало двое.
Контрапункт
Он наш, или Кешаб-Джи, не берите греха на душу
Когда тебя заставят выбирать,Вбивая в чёрно-белые расклады,Не выбирай.Восторженность награды,Прекрасная возможность умиратьЗа то и это,Шанс возглавить ратьИ с мертвецами выйти на парады,Венец терновый, адские услады –Всё прах.Всё – тлен.Всё – пена через край.Заставят выбирать – не выбирай.Вениамин Золотой, из сборника «Сирень» (издание дополненное и переработанное к тридцатипятилетию со дня первой публикации)Он возник в капитанской рубке: великан-брамайн в набедренной повязке.
Капитан Линдхольм встал навстречу гостю, но капитана заслонили двое: штурман и старший помощник. Несмотря на разницу в росте, невзирая на чудовищную, почти нечеловеческую длину рук и ног брамайна, любой здравомыслящий зритель поставил бы на офицеров. Ещё в школе – не в лётной, а обычной – штурман защищал честь Ларгитаса в юниорской сборной по вольной борьбе, а позже, в академии, брал призы на соревнованиях по силовому троеборью. Старпом предпочитал экзотику – сякконский рукопашный бой с зубодробительным названием, которое укладывало противника в госпиталь раньше, чем это сделает кулак старпома. Будь гость просто человеком, офицеры «Ловчего» остановили бы его без особого труда. Но, к их великому сожалению, а может, к ужасу, который офицеры тщательно скрывали, великан не был просто человеком.
Кешаб Чайтанья, известный в определённых кругах как Злюка Кешаб, был антисом – лидер-антисом расы Брамайн. Его горячий старт мог стереть с лица земли город. Что же до «Ловчего», так корабль сгорел бы в пламени горячего старта раньше, чем публика на концерте дважды хлопнет в ладоши.
Судя по лицу Кешаба, по его пылающим глазам и трясущимся губам, концерт должен был вот-вот начаться.
– Он наш! – прохрипел великан. – Отдайте!
– Кто?
Ответ капитана позвучал с отменным хладнокровием. Немногие, имея в рубке взбешённого антиса, сохранили бы самообладание. Впрочем, многие ли видели антиса в состоянии бешенства? Самое большее, что позволяли себе антисы, находясь в малом теле – так это учинить пьяный дебош в кабаке, по примеру Папы Лусэро.
– Отдайте!
Кажется, антис был готов вцепиться капитану в глотку. Забыв, кто перед ним, забыв, кто он сам, Кешаб сделал шаг вперёд:
– Он наш!
– Господа, – обратился капитан к офицерам. – Расступитесь, господа. И займите свои места! Вы заслоняете мне нашего гостя. Господин Чайтанья, присядьте, прошу вас. Хотите кофе?
– Отдайте! Немедленно!
Старший помощник вернулся в кресло. Пальцы его незаметно для гостя ласкали сенсоры пульта управления. «Покой, – команда ушла молодым эмпатам, обессиленным после захвата Отщепенца. Старпом понимал, что молодёжь на пределе, что
