Ее несгибаемая жестокость по отношению к Рошель начинала раздражать.
– Хочешь что-то сказать – говори, – вздохнул он.
– В твоем сердце появляется сочувствие к ней, и это слабость. Она воспользуется твоей добротой.
– Я тешу себя надеждой, что эта доброта ее спасет.
– Очень зря, – покачала головой Хиония. – Нельзя спасти ту, кто не хочет быть спасенной.
– Мы этого еще не знаем. Сейчас у нее хватает причин увидеть истинную сущность великих чудовищ!
– Таких причин и раньше хватало. Не ходи к ней. Ты слаб, и она воспользуется этим.
– Она выдала нам Эрешкигаль!
– Больную, раненую, отвергнутую другими чудовищами Эрешкигаль. Какое большое достижение. Был ли лучший способ получить ваше доверие?
– Слушай, ну вот как ты можешь? – не выдержал Роувен. – Тебе она ближе, чем мне, это твоя родная кровь! Что, семейные узы в клане Интегри больше не имеют никакого значения? Рошель ошиблась – так ведь и я ошибался! Но мне дали шанс все исправить.
На этот раз Хиония не спешила с ответом. Она разглядывала его так, будто хотела заглянуть в душу, и Роувен не был уверен, что у нее не получилось. Да, сейчас Хиония выглядела молодой, и все же эти глаза, мудрые, жесткие, выдавали, какой долгий путь она прошла на самом деле.
– Я не отказываюсь от своей доли вины, – тихо сказала Хиония. – Я среди тех, кто позволил Рошель вырасти такой. Я не замечала трещины в ее душе, пока не стало слишком поздно. Но это не значит, что я сразу отреклась от нее. Я верила в нее, Роувен, сколько могла. И я готова была простить ее, если бы она хотела прощения. Но она не хотела.
– Сейчас это могло измениться!
– Вряд ли. Ее грех – не ошибка, а часть ее сущности, и в этом ее главное отличие от тебя. Послушай меня: не ходи к ней. Для тебя это куда опасней, чем для других. Послушай Сарджану, если не хочешь слушать меня, она скажет тебе то же самое!
– Я не собираюсь никого слушать! – нахмурился Роувен. – Я – лидер этого дома и сам могу принять решение!
– Лидерство не защищает тебя от ошибок.
– И не убивает во мне человечность – в отличие от некоторых!
– Человечность и наивность – не одно и тоже…
– Достаточно, – прервал ее Роувен. – Я сам решу, как поступить с Рошель! Она – единственная наследница высшей линии, которая у нас осталась!
– Уже самой мыслью, что она может возглавить клан, ты подвергаешь нас всех опасности.
– Меня ты простила…
– Ты не был с ног до головы покрыт кровью своих друзей и близких.
– Поступай, как знаешь. Я не говорю, что смогу простить Рошель. Но я хочу дать ей шанс объясниться.
Хиония раздраженно закатила глаза.
– Дело твое. Я в этом цирке участвовать не буду! Я покидаю резиденцию сегодня же.
– Куда ты собралась?
– Буду искать Дану!
– Ее уже ищет Амиар.
– Помощь ему не помешает!
Со стороны Хионии это не было простым упрямством. Она, бывшая глава клана, а ныне – лидер второй ветви, действительно была способна видеть сквозь пространство, как никто другой. Поэтому ее помощь была бы неоценима даже для Огненного короля, и все же Роувену было неприятно, что у этой помощи такие причины.
Останавливать Хионию он не собирался. Рано или поздно она угомонится, а сейчас будет даже лучше, если она покинет резиденцию: он не хотел однажды утром обнаружить несчастную Рошель с перерезанным горлом.
Когда препятствие исчезло с его пути, он направился к камере.
Рошель, конечно, была там. Никто к ней не приближался, ее охрану доверяли магии. Для семьи она была все равно что прокаженная, и Роувен чувствовал, что это не притворство. Его родные, как и Хиония, видели в ней чудовище, а не несчастную слепую девушку.
Она принимала свое одиночество с удивительным смирением. Рошель ни о чем не просила и не жаловалась, она только-только начала вставать с кровати и теперь привыкала распознавать мир наощупь.
Когда Роувен вошел, она была у стены, водила по ней пальцами, словно надеялась найти что-то. Услышав, как щелкнул замок, она повернулась к нему, прижалась спиной к стене и застыла.
– Это я, – предупредил ее Роувен.
– Я знаю, что это вы. Больше сюда никто не ходит, – улыбнулась Рошель. Улыбка у нее по-прежнему была удивительно красивой, а повязка на глазах делала ее трогательно беззащитной перед ним. – Вы нашли Эрешкигаль?
– Да. Она мертва.
Роувен не сводил с нее глаз, стараясь заметить хотя бы проблеск шока или сожаления на ее лице. Но нет, Рошель нисколько не расстроила весть о гибели той, кому она раньше готова была посвятить свою жизнь.
– Миссия прошла более чем успешно, – добавил Роувен. – С нашей стороны – ни потерь, ни серьезных ран.
– Я знала, что так будет, несложно угадать.
– Ее смерть радует тебя?
– Нет, мне все равно.
И пока Рошель говорила ему только правду.
– Я хочу спросить тебя кое о чем, – признал Роувен. – Это важно для меня. Я не знал тебя, когда ты росла, поэтому я теперь не представляю, как все для тебя началось и почему ты пошла на это… но я бы хотел знать.
– Это сложно объяснить словами, – пожала плечами Рошель. – Тут, скорее, вопрос чувств.
– Что ты чувствовала?
Он действительно хотел понять ее. Перед ним стояла юная девушка, почти дитя, решившаяся на убийство, отрекшаяся от всего, что должна была считать самым дорогим. Роувен силился понять ее, стать на ее место, но у него ничего не получалось. Он не мог представить обстоятельства, способные оправдать такое чудовищное решение.
А Рошель не казалась даже запутавшейся – только очень, очень печальной.
– Я чувствовала, что все, кого я знаю, не живут, а проживают некое подобие кукольной жизни, – задумчиво ответила она. – Как будто это репетиция, а настоящая жизнь начнется позже. Для них существовал
