– Какой еще сценарий?
– Нормы. Традиции. Иерархия Великих Кланов. Моя семья казалась очень счастливой, обеспеченной – кому еще так повезет? Но я рано поняла, что на самом деле это не везение. За нами постоянно наблюдали, мы должны были соответствовать ожиданиям. У нас была власть – а мы хотели больше, потому что нам чуть ли не с младенчества внушали, что только к этому и нужно стремиться. За нас даже решали, за кого выходить замуж, на ком жениться, когда заводить детей… и что будет с этими детьми! Разве это жизнь? Настоящая?
Кто-то другой, возможно, обвинил бы ее в том, что она на все смотрит через призму юношеского максимализма. Но Роувен как раз понимал, что она права. Он и сам когда-то отказался от правления кланом, потому что чувствовал: правила связывают его, древние законы не позволяют дышать свободно.
Но он ушел один, потому что он, как ни крути, был эгоистом. Рошель же попыталась изменить мир для всех.
– Ты не поверишь, но за недовольство нашими замшелыми догмами я тебя винить не могу, – горько усмехнулся Роувен. – Однако способ, который ты выбрала…
– Способ я выбрала на основании цели, – мягко перебила его Рошель. – А цель поставила такую, что иным способом ее добиться было нельзя. Видите? Все взаимосвязано. Я, должно быть, кажусь вам худшей из преступниц… Не вам лично, всем, кто связан с Великими Кланами. А у меня правда другая: я просто не могла поступить иначе.
Роувен сильно сомневался, что Иерем Мортем, отца которого она обрекла на смерть, согласился бы с этим. Однако чувствовалось, что Рошель сейчас честна. Да и какой смысл ей что-то скрывать после всего, что с ней случилось?
– Хорошо, и что это была за цель?
– На самом деле, у меня их было несколько. – Рошель подняла руку и начала загибать пальцы. – Уничтожить саму иерархию Великих Кланов – это раз. Пусть всех оценивали бы по их способностям, а не по тому, кто где родился! Отменить запрет на свободные браки – это два. Сама я не была ни в кого влюблена, но я видела, сколько страданий причиняет этот дурацкий контроль… Знали бы вы, как трудно расти в семье, где двое презирают друг друга! Я никому такого не желала. И стереть саму тайну магического мира – это три. Я знаю, считается, что люди не должны знать о нас, что не готовы узнать… Так чья это проблема, их или наша? При свободе магии мир стал бы лучше! Я сражалась за эту свободу, а Сообщество Освобождения стало моим единственным союзником.
Он снова и снова напоминал себе, что не должен жалеть ее, а не жалеть не мог. Рошель, при всей жестокости ее поступков, все равно шла за мечтой – и не самой плохой мечтой. Она так хотела мира, что готова была ради него на войну. В этом чувствовалась чуть ли не детская наивность: вот раньше свободы не было, а сейчас будет, я вам покажу, какие дурацкие у нас законы!
Она не думала о том, что законы и традиции появились не на пустом месте. Да, многие из них устарели – но многие не потеряли свою значимость. Вот только идеальный мир, придуманный Рошель, сиял так ярко, что ослеплял ее, не позволяя видеть кровавый след, который она за собой оставляла.
А теперь она уже не могла увидеть ничего. Если бы Роувен верил в карму, он признал бы случившееся с Рошель ее работой.
– Меня казнят? – равнодушно поинтересовалась Рошель. – Если да, то хотелось бы поскорее.
– Тебя мучает ожидание смерти?
Она низко опустила голову, на ее щеках вспыхнул болезненный румянец.
– Меня мучают мои собственные воспоминания, лорд Роувен. Да и зачем тянуть? У вас война, а по закону военного времени вы можете не затягивать с судом. Да хоть сейчас меня убейте – и никто вас не осудит, вот правда! Разве я этого не заслужила?
Однако Роувен вышел из комнаты, так и не сумев дать ей ответ.
Глава 7. Пургаториум
Это был суровый мир, где жизнь существовала не благодаря его покровительству, а вопреки всему. Мир, где не было ни единого растения, ни единого светлого цвета, только камни – черные, серые и бурые. Одни из них были творением природы, другие же остались от в прошлом величественных зданий: их стены, их крыши, перекрытия между этажами. Неподалеку валялось то, что могло быть металлом или деревом, а ныне превратилось в горы гнили.
День здесь сливался с ночью. Разница между ними была, и время шло по привычному кругу. Однако различить это не всегда удавалось, потому что небо было затянуто сплошной пеленой облаков, то и дело вспыхивавших красным сиянием. Иногда из них вырывались молнии, громыхал гром, и на мертвую землю проливалась стена ливня. Иногда буря приносила один лишь ветер, который завывал, как голодный зверь, и поднимал в воздух колючие облака песка и пыли.
Это был мир после смерти, уже разрушенный и просто не способный на восстановление. Люди, пожалуй, и не смогли бы дышать его ядовитым воздухом. Казалось, что такой кластер можно только уничтожить, что нет ни единой причины сохранять его.
Но причин хватало, и главной из них стало то, что в этом каменном остове цивилизации сохранилось достаточно энергии, чтобы он существовал еще не одну сотню лет. Он не мог поддерживать жизнь – зато отлично поддерживал магию, и этому быстро нашли применение.
Так у кластерного мира, названного Пургаториум, появились обитатели. Они не были народом или видом, каждый из них предпочитал держаться сам по себе, и лишь немногие объединялись в группы, да и то ради развлечения, чтобы потом так же стремительно разойтись.
Обитатели Пургаториума не любили свой дом, да и вряд ли воспринимали его так. Они здесь просто выживали: прятались от песчаных бурь, устраивали себе гнезда в разрушенных зданиях, копали норы в мертвой земле. Они охотились, и те, что послабее, порой становились жертвами. Впрочем, случалось это редко. Никто не попадал в Пургаториум просто так, и причина, что привела их сюда,
