– Что это такое? Он… он вообще жив?
– Жив, – подтвердила Сарджана. Ее голос звучал ровно, словно ничего страшного и не произошло.
Ее самоконтроль всегда поражал Хионию, но теперь он дошел до невозможного уровня. Ведь она любила Роувена! Этот поцелуй выдал ее, невозможно так притворяться. Но, даже любя, она не поддалась отчаянию и сохранила самообладание, достаточное для того, чтобы его спасти.
Или, по крайней мере, не дать ему умереть прямо сейчас, потому что Хиония была не уверена, что это действительно спасение.
– Что это за штука? – Цезарь указал на изумрудный кристалл.
– Артефакт, над которым я в последнее время работала. После смерти моего дедушки я не могла избавиться от мысли: что если я могла что-то изменить? Что если все повторится, а я не буду готова?
– Лукиллиан Арма сам выбрал свою судьбу, – напомнил Амиар. – И он умер героем!
– Я знаю. Но это не значит, что новые герои тоже должны умирать. Поэтому я создала артефакт, который способен сохранить тело в таком состоянии, в котором оно было в один момент времени.
– Проще говоря, это не спасает Роувена, а просто не дает ему умереть прямо сейчас, – печально признала Хиония. – Послушай… мне жаль тебя разочаровывать, но то, что с ним происходит, нельзя вылечить. Твой артефакт хорош, когда нужно доставить кого-то в больницу, к целителям. Но Роувен не ранен и не болен, его пожирает само время. Нельзя отменить время!
Кто-то другой уже прервал бы ее. Но Сарджана, бледная, измученная, даже сейчас сохраняла терпение истинной царицы. Именно эта величественность и дарила Хионии робкую надежду на то, что колдунья Арма, возможно, найдет способ одолеть время.
– Я все это знаю, – кивнула Сарджана. – Магия Интегри известна мне не так хорошо, как моя собственная, но кое-что о времени я знаю, потому что уже не раз создавала часовые артефакты. Я понимаю, что сегодня состояние Роувена необратимо, и нет в мире силы, способной его спасти. Но что будет завтра? И послезавтра? Этого мы не знаем. Совсем недавно такого артефакта не было, но я его изобрела. Если бы я сделала это раньше, возможно, он сохранил бы жизнь Анору Мортему. Видите? Магия не стоит на месте, все развивается. Если Роувен умрет сегодня, для него ничего не изменится. Но этот артефакт сможет поддерживать в нем жизнь и год, и два… сколько угодно, пока я не найду решение. А я его найду. Я слишком люблю его, чтобы отпустить, и простите мне этот эгоизм, леди Хиония.
Хиония слушала ее, как завороженная. Может, ей самой и не повезло с наследниками, но Лукиллиан Арма мог по праву гордиться своей внучкой. Сарджана унаследовала его стальную волю – и превзошла его во всем.
– Хорошо, – кивнула Хиония. – Я доверяю тебе жизнь Роувена… и благодарю тебя.
Это слышали все, и даже Рошель, затаившаяся в грязи. Когда ее покушение на Огненного короля сорвалось, она утешала себя тем, что убила Роувена Интегри, это придавало ее жертве хоть какой-то смысл.
Но теперь, узнав, что и он не погиб, она поддалась истерике.
– Нет! Вы не имеете права так играть со временем! Он выбрал смерть – и он должен сдохнуть! Никто в кластерных мирах не простит вам такие игры со смертью!
Зря она напомнила о себе. Это Хиония смотрела на нее с отвращением и жалостью, не зная, что с ней делать. Остальные были настроены куда решительней.
Диаманта осталась на месте, а вот Эвридика не сдержалась, двинулась к ней, и Цезарь тут же последовал за колдуньей. Вряд ли это было попыткой угодить ей, скорее, ему и самому не терпелось расправиться с предательницей.
Но до Рошель они так и не добрались – они словно натолкнулись на невидимую стену.
– Нет, – властно произнес Суорин. – Я понимаю ваши чувства, но расправы здесь не будет. Пока Роувен Интегри находится в кристалле, кланом управляет вторая в очереди на трон – Хиония. Рошель Интегри все еще часть клана, а значит, только Хиония может решать ее судьбу.
– Ну так пусть Хиония позволит нам свернуть ей шею, – раздраженно закатила глаза Эвридика. – И поскорее, пора убираться из этой дыры!
Хиония не хотела принимать никакие решения. И снова надеть корону она тоже не рвалась, она с таким трудом избавилась от этого проклятого лидерства! Но Роувен только что показал ей: иногда желания значат не так уж много. Она, даже не оправившись от потрясения, уже видела, что никто больше не способен возглавить клан во времена войны.
А значит, она должна была скрыть свою боль, запереть поглубже, плакать о ней ночью – но не сейчас, не у всех на виду.
Хиония расправила плечи и медленно подошла к Рошель. Услышав ее шаги, та оскалилась, как мелкая собачка, посаженная на короткий поводок.
– Ну, давай же! Убей! Или позволь этим подстилкам добить меня! Ты же хочешь, я знаю!
– Нет, – покачала головой Хиония. – Этого хочешь как раз ты. Прости, Рошель, но потакать твоим желаниям никто больше не будет. Ты не умрешь.
– Что? – поразилась Рошель. – Нет! Мое преступление… Есть только одна кара – смерть! Я покушалась на Огненного короля, я ранила Роувена!
Чем больше Хиония слушала ее, тем четче понимала, что приняла правильное решение. Жизнь пугала Рошель куда больше, чем смерть. Потому что какая это жизнь! Слепая, слабая, исчерченная ранами, навсегда лишенная магии – не таким Рошель представляла свое будущее!
Но именно таким ему предстояло стать. Хиония даже не бралась сказать, чего в этом решении больше: жестокости или милосердия.
– В Пургаториуме и так пролилось слишком много крови, новой не будет. Ты будешь жить, Рошель, но ты навсегда останешься в заточении.
Спорить с этим решением никто не стал – кроме Рошель, но преступники не так часто соглашаются с вынесенным приговором.
Они все же покинули Пургаториум, однако от былой радости победы не осталось и следа. Кристалл с телом Роувена был передан на хранение клану Арма, Хиония не сомневалась, что он в надежных руках. Сарджана упряма, она не смирится, пока не добьется своего.
Для клана Интегри весть о случившемся стала
