Питер проследил, как она удалялась по тропинке между соснами, так сильно хромая и заваливаясь на один бок, что было больно смотреть. Потом он подполз к своему рюкзаку и собрал в него разбросанные по полу вещи. Встал, держась за верстак. От напряжения у него закружилась голова, и он какое-то время стоял, вцепившись в край верстака, ждал, чтобы прошла дурнота. В голове прочистилось, но, пока он стоял, нога начала угрожающе пульсировать; он попробовал перенести на неё хотя бы часть своего веса — и тут же понял, что ничего не получится. Но всё равно: Вола наложит повязку, и тогда он сможет ходить. Должен смочь.
Он примостился на краю верстака и стал ждать. Вчера вечером он мало что разглядел в сарае, хотя у него и был фонарик. Теперь он мог осмотреться внимательнее. Пол был чисто выметен, мешки с семенами и с удобрениями аккуратно составлены перед дверью. Пахло сухим сеном и деревом. Запаха живности не было, хотя где-то неподалёку слышалось кудахтанье.
Верстак, весь заваленный и обвешанный деревяшками и разными инструментами, тянулся вдоль задней, короткой стены сарая. На стене напротив, сбоку от входа, тоже были развешаны какие-то предметы, прикрытые сверху мешковиной, но было трудно разглядеть, что там, потому что рядом сиял прямоугольник двери.
Когда Питер немного присмотрелся, его опять бросило в дрожь, на этот раз не от холода. Висевшие на стене предметы походили по форме на человеческие головы. Мало ли что могло храниться под мешковиной в сарае на стене, это вполне могло быть что-то абсолютно безобидное, но по форме — всё равно человеческие головы.
В горле у Питера пересохло, сердце толкалось о рёбра. Как же глупо он вляпался. Может, сумасшедшая его и отпустит — на что он ей сдался? А может, и нет, кто знает. Рядом из верстака торчал нож, который она метнула издали. Питер погладил прохладную рукоять. Конечно, как бы там ни сложилось, перевес всё равно будет на стороне сумасшедшей, но это же не значит, что он не может защищаться. Он выдернул нож, опустил в карман, и в этот же миг Вола появилась в дверях.
— Выпей. — Она подала Питеру кружку и поставила рядом миску с какой-то жижей.
Питер понюхал.
— Это сидр. Я добавила сюда ивовой коры, так что пей всё до дна.
— Зачем ивовая кора?
— Природный аспирин.
Питер отставил кружку. Сумасшедшая приготовила ему какое-то варево — спасибо, он не собирается его пить.
— Ну как хочешь. — Вола взяла миску, помешала зелёную кашицу пальцем.
— А это что?
— Мазь. Тут арника — от отёков — и живокост — это чтобы кость лучше срасталась. — Она жестом велела ему поднять ногу на верстак.
Мазь, которую она наложила на горячую туго натянутую кожу, холодила и успокаивала. Вола сняла с лямки комбинезона одну из бандан и обернула ею ступню Питера, сверху для надёжности обвязала ещё одной банданой. Потом выпрямилась и вытерла руки о штанины комбинезона.
— Какой у тебя рост?
— Пять футов три дюйма, а что?
Вола не ответила. Вдоль стены были сложены необработанные брусья, Вола отыскала среди них несколько брусков покрепче, отнесла на козлы и начала распиливать — но не по одному, а попарно, чтобы получалось сразу по два куска одинаковой длины. Запахло свежей чистой древесиной. Только когда она прибила к концам двух длинных брусков короткие поперечины, Питер понял. Костыли. Она делает для него костыли. Украденный нож тотчас потяжелел и теперь оттягивал карман.
Спустя несколько минут Вола уже укрепила верхние поперечины угловыми распорками и прикрутила опоры для рук. Поставила костыли рядом с Питером, что-то померила, отпилила по дюйму снизу.
Потом она выкатила старую покрышку из угла и направилась к верстаку. Прошла от самого его начала до конца, от стены до стены. Обернулась.
Щёки Питера горели.
— Ты взял мой нож? — В её голосе сквозило что-то опасное, что-то, что может в любой момент вспыхнуть, так что загорится дранка на крыше сарая.
У Питера опять закружилась голова и забухало сердце. Он достал нож и протянул ей.
— Почему?
Питер проглотил ком. Слова куда-то ушли.
— Почему?
— Потому что… В общем, я испугался, что вы можете меня убить.
— Убить? — Она не сводила с него тяжёлого взгляда. — Это потому, что я живу в этой глуши, одна? И поэтому — я убийца?
Питер повёл плечом в сторону развешанных по стене кос и топоров.
— Ах, мои инструменты. Но у меня тут лес, двадцать акров, а за деревьями надо ухаживать. И я вообще-то резчик по дереву. А ты решил, что это оружие?
Питер отвёл глаза. Ему было стыдно.
— Посмотри на меня, мальчик.
Он посмотрел.
— Возможно, ты не ошибаешься, — сказала она, не отпуская его взгляд. — Возможно, ты что-то видишь. Возможно, я… — она медленно подняла обе руки, собрала пальцы в щепоть и тут же выбросила две растопыренные пятерни Питеру прямо в лицо, будто выстрелила. — Буммм! Опасна. Вот так… без предупреждения.
Питер дёрнулся.
— Нет. Простите. Я был неправ…
Вола жестом оборвала его и резко отвернулась. Она вырезала из покрышки четыре полоски, обмотала резиной верхние поперечины и подручники, затянула бечёвкой, всё молча. И молча отдала костыли Питеру.
Питер поставил их от себя с двух сторон, повис на поперечинах — и немедленно почувствовал облегчение: теперь сломанную ногу можно подогнуть, но при этом стоять вертикально и не бояться упасть.
— Сильнее опирайся на кисти рук. Приподнимайся, не виси. Ставишь костыли перед собой, потом мах — и переносишь тело вперёд.
Питер начал её благодарить, но Вола снова его оборвала.
— По моей дороге спускаешься до шоссе, дальше налево. Через четверть мили заправка. Там разберёшься. — Она помогла ему надеть рюкзак, а потом отвернулась, придвинула к себе какую-то деревяшку и начала обстругивать её, как если бы он
