– Состояние императора не ухудшилось, – сказал он, как только они остались наедине. – Однако ему все еще больно принимать пищу, да и сыпь не уменьшилась. Это все-таки был яд?
– Да, его могли отравить – как случайно, так и намеренно, – уклончиво ответила Анна. – Иногда пища становится ядовитой, если ее недостаточно тщательно приготовили или же касались грязными руками или предметами. Можно разрезать абрикос ножом, одна сторона которого смазана ядом, а другая – нет. Если съесть половину, которая…
– Я понял, – прервал ее Никифорас. – Мне следует быть еще более осторожным. – Он заметил понимание в ее глазах. – Ради собственного блага, – добавил евнух, иронически скривив губы.
– Вы опасаетесь какого-то конкретного человека? – спросила Анна.
– Город кишит заговорщиками, – ответил Никифорас. – Большинство из них – ярые противники союза с Римом и разжигают страсти по этому поводу. Вы же видели беспорядки в городе?
Анна почувствовала, как ее кожу разъедает едкий пот. Она знала, что к этим беспорядкам причастен Константин, но ей не хотелось сейчас выказывать свою осведомленность.
– Да.
– И, разумеется, есть люди, которые желали бы занять трон, – добавил Никифорас, понизив голос. – В истории нашей страны было немало случаев низвержения императоров и узурпации власти. Есть и те, кто мечтает о мести за ошибки прошлого.
– За ошибки прошлого? – Анна судорожно сглотнула, предвидя, что их разговор вот-вот коснется мучительных для нее вопросов – о Юстиниане и, наверное, о ней самой. – Вы имеете в виду личную вражду? – вкрадчиво спросила она.
– Некоторые считают, что императором должен был оставаться Иоанн Ласкарис, несмотря на свой юный возраст, неопытность и необычайно мечтательную натуру.
Лицо евнуха исказила страдальческая гримаса при воспоминании об ужасном увечье, нанесенном малолетнему монарху.
– Не так давно в городе появился человек по имени Юстиниан Ласкарис, – спокойно продолжил он. – По-видимому, его родственник. Несколько раз он приходил во дворец. Император разговаривал с ним, но наедине, поэтому я не знаю, о чем шла речь. Юстиниан участвовал в убийстве Виссариона Комненоса и сейчас находится в изгнании в Палестине.
– А он мог вернуться и совершить это?
У Анны задрожал голос. Она поняла, что не способна контролировать свои эмоции. Женщина спрятала руки в складках одежды и стала сминать ткань пальцами.
– Нет.
Мысль о возвращении Юстиниана, казалось, позабавила Никифораса. В его глазах появился недобрый блеск.
– Он заточен в монастыре на горе Синай и никогда оттуда не выйдет.
– Почему он принял участие в убийстве Виссариона Комненоса? – Анна должна была задать этот вопрос, хоть и подвергала себя риску и боялась получить ответ.
– Не знаю, – признался Никифорас. – Виссарион был одним из тех, кто настраивал народ против союза с Римом. Кроме того, он собрал вокруг себя немало приверженцев.
– А разве Юстиниан Ласкарис поддерживал союз с Римом? Это ведь невозможно, правда?
– Разумеется, – на удивление мягко улыбнулся Никифорас. – Он был его ярым противником. Доводы Юстиниана были не так близки к теологии, как у Виссариона, но более убедительны.
– В таком случае они не могли стать врагами на религиозной почве, – заключила Анна, хватаясь за его слова, словно утопающий за соломинку.
– Нет. Неприязнь между ними, если она действительно была, могла возникнуть из-за дружбы Юстиниана с Антонином, который и убил Виссариона.
– Почему? Разве он не был воином, очень практичным человеком? – Анна чувствовала, что должна объяснить свою осведомленность. – Я лечил солдат, которые хорошо его знали.
Никифорас посмотрел ей в глаза:
– Есть предположение, что Антонин и жена Виссариона были любовниками.
– Елена Комнена? Она очень красива…
– Ты так думаешь?
Казалось, ее слова удивили и даже озадачили Никифораса.
– Я нахожу ее пустышкой, похожей на картину, написанную холодными, безжизненными красками. В Елене кипят страсти, она не способна испытывать возвышенные чувства. Впрочем, это дано не каждому.
– Разве Антонин не понимал, какая она на самом деле? Может, были другие причины для убийства Виссариона?
– Не знаю, – признался Никифорас. – Я помню, что Виссарион был яростно настроен против союза с Римом, пытался посеять смуту, призывал людей к сопротивлению. И это заводит меня в тупик, потому что как Юстиниан, так и Антонин тоже были противниками этого соглашения.
Анна видела, что евнуха переполняют эмоции, и ей захотелось узнать, как он сам относится к этому союзу. Она попыталась сосредоточить его внимание на настоящем.
– У Виссариона по-прежнему есть последователи? Не просто сторонники, а те, кто мог бы продолжить его дело?
– Юстиниан и Антонин уже не смогут этого сделать, – ответил евнух с грустью. – Думаю, остальные вернулись к своим заботам и нашли себе других кумиров. Виссарион был мечтателем, таким же, как епископ Константин. Он наивно полагал, что Византию спасет вера, а не умелая внешняя политика. У нас никогда не было большой армии и флота. Мы стравливали врагов и наблюдали со стороны, как они воюют друг с другом. Однако для этого нужна хитрость и ловкость, готовность идти на компромисс и прежде всего мужество – чтобы терпеливо дожидаться своего часа.
– Это редкий вид мужества, – сказала Анна, думая о том, как беззаветно Константин верит в то, что, если они сохранят православную веру, Пресвятая Дева их спасет.
Для того чтобы защитить город, Константин избрал путь, на который ему указала рука Господня, а император, как человек, доверявший прежде всего самому себе, своей руке из плоти и крови, действовал разумно, или, точнее, изощренно.
Анна задумалась о том, во что Юстиниан верил на самом деле. Вскоре за ними прислали слугу, и она последовала за Никифорасом в покои императора.
Михаила по-прежнему немного лихорадило, но волдыри побледнели, и новых высыпаний не появилось. В этот раз Анна принесла с собой листья, чтобы сделать настой, который снизит жар и облегчит боль, а также мазь из ладана, смолы мастикового дерева и коры бузины, смешанных с маслом и белком яйца.
Через пару дней, когда Анна нанесла очередной визит, император был уже на ногах и в полном облачении. Он послал за Анастасием, чтобы выразить восхищение его мастерством, поблагодарить за свое выздоровление и щедро оплатить лечение. Анна изо всех сил старалась скрыть облегчение, которое она испытала.
– Меня отравили, Анастасий Заридес? – спросил Михаил, уставившись на нее своими черными глазами.
Она ожидала этого вопроса.
– Нет, ваше величество.
Он удивленно поднял изогнутые брови:
– Значит, я согрешил. Но почему ты не сказал мне об этом?
И к этому вопросу Анна была готова.
– Я не священник, ваше величество.
Михаил на мгновение задумался.
– Никифорас уверяет, что ты умный и честный. Неужели он ошибается?
– Надеюсь, что нет. – Анна старалась говорить ровным голосом и избегать императорского взгляда.
– Может, стремясь к союзу с Римом, я совершаю грех, а тебе не хватает мужества и веры, чтобы сказать мне об этом? – настойчиво продолжал расспрашивать император.
Такого вопроса Анна не ожидала. В глазах Михаила появились веселые искорки. У нее было всего несколько мгновений на раздумье.
– Я верю в медицину, ваше величество. И не очень хорошо осведомлен в вопросах веры.
