— Гоша!
Но Довженко не ответил, даже не обернулся. А Худяков прокомментировал:
— Мой бог, твоя несправедливость сжимает сердце! Неразделенная любовь!
Видимо, такая судьбы была у Худякова в этот день — получать за свой длинный язык. Палий внезапно подскочила и отвесила ему оплеуху такой силы, что он отлетел на пару метров. А Палий убежала.
За этой сценой из окна директорского кабинета наблюдал Крюков. Понаблюдав, повернулся к директору и спросил:
— Значит, самый дружный класс в школе?
— Безусловно! И самый активный! — с жаром подтвердила Царева. — Они сами себе установили запрет на пользование телефонами на уроках! Написали письмо покойному директору с требованием изменить меню в школьном буфете! Попросили убрать весь фастфуд и оставить только здоровое питание: салаты, свежевыжатые соки. Представляете? И, кстати, по вашей части: за последние месяцы резко изменилась ситуация с алкоголем — ни одного случая употребления. О наркотиках я вообще не говорю. А все почему? Потому что одиннадцатый класс на общешкольном собрании высказался очень твердо. Выступал Миша Барковский и предупредил, что они сами будут выявлять нарушителей и передавать их полиции. Представляете?
Выслушав эту горячую тираду, капитан ничего не сказал, только принялся крутить очередную скрепку. И задал неожиданный вопрос:
— Вы что-нибудь знаете про игру «Спарта»?
— Что-то знакомое, — ответила Царева. — А я должна знать?
— Она установлена на компьютерах в кабинете информатики. В нее, вроде бы тестируя, играет весь одиннадцатый класс. Игнат Антонович говорит, что игра ему не нравится, но ваш предшественник Русанов дал указание ее установить. Якобы за это фирма-изготовитель обеспечила класс новыми компьютерами.
— Знаете, у меня до этого просто руки еще не дошли… — растерянно произнесла Царева. — А там что-то опасное? Это имеет какое-то отношение к смерти Анастасии Николаевны?
Крюков пожал плечами:
— Не знаю… Игнат Антонович — он ведь был влюблен в нее, верно? Возможно, она давала ему какие-то поводы для ревности?
Вот это был вопрос! Царева исподтишка бросила на участкового испуганный взгляд.
— У Игната с Настей, насколько я знаю, — осторожно произнесла она, — никогда не было близких отношений…
Однако у Крюкова были заготовлены еще несколько вопросов в том же духе.
— А с кем были? — спросил он. — С Мариной Ивановной?
— Я вас не понимаю… — испуганно произнесла директор.
Крюков внимательно посмотрел на нее и спросил:
— А где сейчас ваш физрук?
Час от часу не легче!
— Он… на больничном! — ответила Царева первое, что пришло в голову. — Он заболел.
Крюков покачал головой:
— Сложно как у вас все! Людмила Михайловна, вы можете составить для меня табличку, чтобы я не путался: у кого из преподавателей были, как вы выражаетесь, близкие отношения?
Царева просто ушам своим не могла поверить:
— Вы серьезно?!
— Предельно.
— Я не стану этого делать! — заявила директор. — Это неприлично, в конце концов!
— Жаль, — заметил участковый. — Это сэкономило бы мне кучу времени…
Царева уже не могла сдержаться:
— Может быть, вы и ко мне в постель собираетесь заглянуть?!
Капитан смотрел на нее с улыбкой; кажется, он был доволен произведенным впечатлением.
— Черт, что я несу! — произнесла Царева. — Вы все-таки вывели меня из себя! У вас еще есть ко мне вопросы?
— Только один. Меня интересует отец одной из учениц, Иры Шориной. Вы не в курсе, кто он?
Это было не так страшно, как вопрос про физрука, и Царева охотно заговорила:
— Насколько я помню, он с ними не живет, и я его ни разу не видела. Но я могу попытаться разузнать, если это важно…
— Не стоит, я сам, — ответил Крюков.
Он вышел из кабинета директора, спустился на первый этаж, открыл дверь школы… И внезапно ему стало плохо. Одной рукой схватился за дверь, другой лихорадочно шарил в кармане. Где таблетки? В кармане было пусто. Крюков медленно побрел через школьный двор…
Он сам не помнил, как добрался домой. Не раздеваясь, прошел на кухню, открыл шкафчик, достал коробки с таблетками. Выпил несколько штук и сел на стул, ожидая, пока лекарство подействует.
И вдруг раздался звонок в дверь. Крюков пожал плечами, убрал таблетки и пошел открывать. На пороге стоял Барковский.
— Какими судьбами? — спросил участковый.
— Ну… я поговорить хотел, — объяснил школьник.
— До свидания. В школе увидимся, — ответил Крюков и закрыл дверь.
Тут же снова позвонили. И он снова открыл.
— А если это важно? — спросил лидер класса. — Для вашего расследования?
— В рабочее время, — ответил Крюков.
— Ну, ясно… — усмехнулся Барковский и повернулся уходить.
— Чего тебе ясно? — разозлился капитан. — Ты меня пристыдить хочешь, малолетка?
— Я не малолетка. Не хотите общаться — не надо.
— Захочу общаться — вызову на допрос, понял?
— Да понял, понял. Извините за беспокойство. Думал, вы другой. Показалось, наверное…
И стал спускаться по лестнице.
— Да что тебе от меня вообще надо? — спросил Крюков ему в спину.
Барковский нехотя обернулся.
— Да ничего мне от вас не надо, — сказал. — Просто мы в прошлый раз нормально поговорили.
— А как ты меня нашел? — спросил капитан.
Барковский улыбнулся, пожал плечами. А Крюков в ответ мотнул головой в сторону квартиры: заходи, мол.
…На площадке спорткомплекса шла тренировка: игроки отрабатывали буллиты. Вот подошла очередь Довженко. Он подхватил шайбу, приблизился к воротам, бросил… и промазал.
К нему подъехал тренер, спросил:
— Гоша, в чем дело? Ты что вареный такой в последнее время? В запас захотел?
— Рука болит… — пожаловался Довженко.
— А задница не болит?
— Чё? — обиженно протянул Гоша.
Тренер приблизился вплотную к нему, зло процедил:
— Ничего! Тут тебе не школа! Ты мне не девочка, а я тебе не Баграмов, в дочки-матери не стану с тобой играть! Вылетишь из команды в две минуты, голубок!
Довженко окрысился:
— Кто голубок? Я голубок?
Он был в
