— Дай мне сказать! — попытался остановить его Юров.
Улыбка исчезла с лица Барковского. Теперь он выносил приговор.
— Да ты уже все сказал. Теперь я скажу, что изменилось: твое место в пищевой цепочке. Был такой Макс Юров — опытный, матерый, рано повзрослевший. И вдруг раз! И оказался лузером, пустым местом. Помнишь, я сказал, что ты симулируешь чужую жизнь? Теперь скажи честно, кто из вас симулянт — ты или они?
— Ты! — ответил Максим.
— Я не притворяюсь взрослым, — сказал Барковский. — Мне не страшно. А ты… просто маленький, обоссавшийся от страха мальчик.
Это было намеренное оскорбление, и Максим его так и оценил: кинулся на обидчика. Но тут на руках у него повис Довженко, которому суетливо помогал Худяков. А Шорина поспешила загородить Барковского.
— Ладно, пустите, — сказал Максим. — Не трону я вашего фюрера.
И когда Довженко разжал свои спортивные объятия, Юров повернулся и, ни на кого не глядя, стал спускаться вниз. А Барковский вновь улыбнулся и произнес:
— Спасибо, парни. Все нормально. Поболтайте пять минут, мне надо с Гошкой кое-что обсудить.
Они отошли в сторону, и Барковский тихо предупредил:
— Участковый тебя про Баграмова спрашивать будет.
— С чего ты взял? — растерялся Гоша. — Зачем?
— Он знает, кого ты мочишь в «Спарте». И не только в «Спарте».
…Крюков в сопровождении вахтера Филиппыча осматривал школьную мужскую раздевалку. Вахтер выглядел обиженным, так что капитан спросил:
— Вы чего такой мрачный, Юрий Филиппыч?
— Ничего… — пробурчал вахтер. — Воскресенье, блин, удалось… Посмотрел, блин, телевизор спокойно…
— Я ненадолго, — успокоил его Крюков. — Еще насмотритесь.
Тут он заметил в углу какую-то неприметную дверь, заставленную всякой рухлядью.
— Это что за дверка такая?
— Чуланчик такой… — принялся объяснять вахтер. — Прежний директор давно еще заколотить приказал — там пацаны хулиганили. Труба там вентиляционная проходит, так они там, блин, курилку устроили. Я и заколотил, закрыто там давно.
Крюков отодвинул сломанного «коня», который мешал подойти к двери, дернул ручку.
— Да нет, тут открыто, — сообщил он вахтеру.
Достал из кармана фонарик, включил и вошел внутрь. Филиппыч, стоя у него за спиной, принюхался:
— Горелым, что ли, пахнет? Опять курили?
Оба вступили в каморку. Она была пуста, только валялись на полу старые кеды и порванная скакалка. А в углу, на старом блине от штанги, виднелась кучка пепла, явно не сигаретного. Крюков наклонился, потрогал пепел концом шариковой ручки.
— Плохо заколачивали, Юрий Филиппыч, — заключил он.
Когда вышли из каморки, вахтер осмотрел косяк и развел руками:
— Ну ты подумай! Хоть бетоном залей, все равно откроют. А табаком не пахнет… Чего они там делают? Дневники, что ли, жгут?
— Чего?! — резко повернулся к нему Крюков.
Его поразило слово «дневники»…
…Преподаватель информатики Игнат Лапиков, совершенно голый, накрывшись простыней, лежал на кровати в дешевом гостиничном номере и с тоскливым видом просматривал каналы телевизора, ни на одном не задерживаясь. Доносившийся из ванной шум воды прекратился, и оттуда вышла учительница биологии Марина Ивановна, завернутая в полотенце. Взглянув на Лапикова, она игриво улыбнулась, легла рядом с ним и запустила руку ему под простыню.
— Сказать, что я мужу наврала? — спросила она любовника.
Лапиков, передернувшись, убрал ее руку.
— Не надо, мне неприятно!
Увидев, как подействовали на партнершу его слова и резкий тон, тут же сдал назад:
— Прости! Правда, не люблю я этого…
— А как любишь? — спросила Марина Ивановна. — Скажи, я сделаю! Как ты хочешь?
— Никак не хочу, — заявил Лапиков. — И вообще, мне пора…
Однако партнерша не собиралась его отпускать так легко.
— Как она тебе делала, покажи? — спросила. — Так? Или так?
Лапиков больше не мог сдержаться.
— Кто?! — почти закричал он.
— Настя твоя! — объяснила Марина Ивановна. Она больше не улыбалась. — Или эта малолетняя проститутка из ее класса! Или ты уже вообще всю школу перетрахал, извращенец?
Лапиков вскочил, все так же старательно заворачиваясь в простыню. Он больше не мог выносить ее прикосновений, даже видеть ее не мог!
— Что ты несешь? — вскричал он. — У меня ни с кем ничего не было! Что тебе еще надо от меня? Ты сказала — «еще один раз». Вот у тебя был этот один раз!
Но у Марины Ивановны был свой счет.
— Ты даже не поцеловал меня ни разу, маленький мерзавец! — кричала она.
— Скажи спасибо, что не блеванул прямо в постели! — ответил Лапиков. — Отстань теперь от меня, старая ведьма! Отстань!
Марина Ивановна усмехнулась. Спокойно встала, отбросив полотенце, пошла к креслу, где лежала ее одежда, стала одеваться. Деловито сообщила любовнику:
— Спасибо, Игнат Антонович, вы выполнили обещанное. Я тоже сдержу обещание и о том, что вы снимаете порнографию в своем школьном кабинете с участием несовершеннолетних учениц, никогда и никому не расскажу.
Лапиков, с ужасом слушавший ее речь, при последних словах расслабился.
— Хорошо, — произнес он. — Значит, мы в расчете? Марина… прости, я сорвался… я…
Учительница биологии не дала ему закончить его лепет.
— Я уничтожу вас по-другому, — пообещала она.
И вышла из номера.
Глава 10
В школьной каморке, которую так плохо забил вахтер Филиппыч, проходили следственные действия. Эксперт, вызванный майором Липатовой, установил свет и осматривал найденную Крюковым кучку пепла. А тем временем Липатова и Крюков стояли в раздевалке и выясняли отношения.
— Крюков, ты скотина! — тихо сообщила Липатова. — Ты выдернул на выезд дежурного эксперта именно тогда, когда у нашего генерала обчистили дачу! Ты сделал так, чтобы на меня орали три часа, а потом заставили в выходной день искать этого недоумка по всему городу!
Крюков не стал реагировать на упреки. Вместо этого он громко спросил эксперта:
— Сёма, долго тебе еще?
— Почти! — отозвался из каморки Сёма. — А если бы ты тут не топтался, как слон, я бы давно уже закончил.
