Липатова не могла принять этот упрек. Никак не могла!
— Все, что я могла ему дать, я дала, — убежденно сказала она. — Я его защищала. А сейчас не могу, силенок не хватает. Враг слишком силен.
— А вы его не защищайте, Анна Анатольевна, — сказала Тоша. — Вы лучше помогите ему.
Вот этого Липатова не ожидала.
— Чем? Чем я могу ему помочь?
— Ну, если враг сильный, встаньте рядом. Один в поле не воин, а вдвоем легче — ведь так? Тогда и я с вами. А уговаривать его отступить… Ну уж нет, увольте. Так я ему хотя бы друг. А сделаю, что вы просите — и того не будет.
Липатова внимательно взглянула на нее, сказала:
— Знала, что ты так скажешь. Хорошо. Я буду ему помогать. И в связи с этим у меня одна просьба. — Она достала из бардачка распечатку. — Здесь номер дела и все данные. Погибшая Алина Русанова, из класса вашей самоубийцы. По какой-то причине в дело не попала информация о том, что у нее был секс перед самой смертью. Первоначальный акт заменили. Его надо найти, Тоша.
Тоша взглянула на распечатку, кивнула:
— Найду. Наш бардак тем и хорош, что в нем все теряется, но ничего не пропадает. Только у меня встречная просьба. Не называйте меня Тошей, пожалуйста. Это — его.
Липатова кивнула и протянула эксперту руку. И Тоша ее пожала.
Войдя в класс, Людмила Михайловна Царева заняла место за учительским столом. Оглядела класс. Здесь были все, кроме Барковского.
— К сожалению, я поздно узнала, что вы за люди, — говоря это, она заметно волновалась. — Только после смерти Анастасии Николаевны… Мне очень трудно относиться к вам по-прежнему. Здесь есть часть и моей вины, формально…
Она сделала небольшую паузу, и Худяков немедленно этим воспользовался.
— Странно звучит, Людмила Михайловна, — заявил он. — Во-первых, не по-английски, а во-вторых, вы о чем?
— Помолчи, Худяков. Я знаю, что вы чуть не убили человека. Я понимаю, вы хотели его наказать по справедливости, считали его виновным в гибели вашей подруги, но это вас не оправдывает!
Одиннадцатиклассники переглянулись. Довженко заключил:
— Баграмов! Настучал все-таки, старый козел!
И тут выдержка изменила Людмиле Михайловне.
— Молчать! Вы! Чуть не убили! Человека!!!
— Не убили же, — заметила Суворова.
— Да никто и не собирался, это же типа игра была, — добавила Мелкова.
А Худяков подвел итог:
— Мы решили его наказать и наказали. Это справедливо. А если мы вам так неприятны, не расстраивайтесь. Терпеть нас вам осталось пару месяцев. Вот сдадим экзамены, и забудете нас, как страшный сон.
Директор его не слушала. Ей важно было выговориться.
— Это ужасно! — сказала она. — И то, что я до сих пор молчала. И что, скорее всего, буду молчать и дальше… ради имиджа школы. И что вы готовы убивать. Я видела это на перемене. Я вижу это и сейчас.
— Да бросьте вы, Людмила Михайловна! — стала успокаивать ее Суворова. — Это у вас просто накопилось. Баграмов ваш приврал немного. Никто никого не убивает. Мальчики подрались — так это их колбасит, пубертатный период. Класс учится, к экзаменам готовится. Двоек нет. Вам показалось.
С последней парты донесся смех. Это смеялся Юров.
— Показалось! — выговорил он между приступами смеха. — Показалось!
Внезапно Худяков поглядел в окно и вскочил.
— Спарта, алале! — издал он боевой клич.
И по этому призыву весь класс, кроме Юрова, Марата и Наташи Белодедовой, сорвался со своих мест и кинулся к двери.
— Куда?! В чем дело?! — вскричала Царева. Сама подбежала к окну, выглянула и воскликнула: — О господи!..
В кабинете информатики Игнат Лапиков закончил сортировать видеофайлы, перетащил часть из них на рабочий стол, деловито спросил:
— Вот четвертое апреля. Какое время вас интересует?
Крюков полистал блокнот, сообщил:
— Последний урок. Окончание занятий.
Лапиков открыл нужный файл:
— Вот четвертое апреля, шестой урок по расписанию.
На экране возникло изображение рекреации. Она была пуста. Но вот в кадре появился Барковский в спортивной форме. Прихрамывая, он подошел к кабинету английского, заглянул, затем вошел и закрыл за собой дверь.
— Может, перемотать, пока кто-нибудь не появится? — спросил Лапиков.
— Подождите… — остановил его Крюков.
И тут в кадр вошла девочка, тоже в спортивной форме. Это была Алина Русанова. Она подошла к двери, прислушалась, потом присела на корточки и стала глядеть в замочную скважину. Спустя какое-то время вскочила, изо всех сил ударила в дверь ногой — раз, еще раз — и убежала. Из класса выскочила Истомина в порванной блузке. Быстро прошла по коридору, исчезла из кадра. В двери появился Барковский — голый до пояса. Выглянул и быстро закрыл дверь.
Лапиков остановил запись. На его скулах ходили желваки.
— Вы этого еще не видели, как я понимаю, — заметил Крюков.
— Я же не следил за ней, — отвечал учитель информатики. — Я просто иногда… смотрел. И этого я не видел.
— Распечатайте мне этот кадр. На память, — попросил капитан.
Когда из принтера выползла фотография, он убрал ее в папку и предложил:
— Теперь поищем видео дня смерти Истоминой.
— Вы думаете, она с ним… — Лапиков не договорил.
— У меня мало времени, — оборвал его Крюков. — Давайте поищем видео.
Тут он выглянул в окно, воскликнул:
— Вот черт!
И выскочил из кабинета.
За воротами школы трое мужчин избивали лежащего на асфальте Барковского. Один из нападавших, вооруженный резиновой дубинкой, наносил особо чувствительные удары и при этом приговаривал:
— Деньги отдашь сегодня! Сегодня! Понял?!
Неожиданно на него кто-то налетел и сбил с ног. Это была Шорина, вне себя от злости. Тут подоспели и остальные. Они набросились на «бригаду» с дикой яростью. Те трое пытались отбиваться, но у них это плохо получалось. Перевес был явно на стороне «спартанцев», и
