Он поднял глаза на луну, пробивающуюся сквозь запутанные ветви деревьев. Он знал, что несколько часов назад над деревьями что-то летало. Это были дроны, о которых он читал в журнале несколько месяцев назад. Значит, его искали. Он знал, что рано или поздно это случится. Именно поэтому он так долго терпел, расправившись с первой жертвой. Тогда он испугался, уверенный, что полиция узнает, чем он занимается.
А что, если и так? Когда он впервые услышал призыв, он знал, что в конечном итоге ему придётся пожертвовать собой. И он был к этому готов. Кто он, если не прислужник своему окружению? Деревья укрывали его ночью, края облаков целовали края полумесяца, и он слышал песни сверчков, древесных лягушек и даже парочки гагар вдалеке.
Да, он слышал зов. Его призвали пролить кровь и вернуть живые семена человеческой плоти в землю, откуда они пришли.
Он чувствовал, что почти справился со своей задачей. Возможно, эта четвёртая жертва станет последней, а возможно, его скоро найдёт полиция, он не знал наверняка. Но это было ничего, потому что ему не дано было знать.
С тяжёлой головой и бурчанием в желудке он направился назад в хижину. Здесь пахло самогоном, который он варил. Самогон бродил в двух больших вёдрах, стоящих у задней стены в гостиной. Он подошёл к ним, когда услышал крики своей четвёртой жертвы, спрятанной в другой комнате.
Он хорошо усвоил прошлый урок. Последняя жертва едва не сбежала, что заставило его внимательнее отнестись к тому, как он связывал пленников. Он был так близок к завершению, что всё должно было пройти идеально.
Пока он не был готов к жертвоприношению. Жертвы сначала должны страдать. Они должны почувствовать настоящую опасность, настоящий голод. Они должны знать цену смерти, когда та придёт, потому что так их плоть и кровь будут полезнее для почвы – богаче и чище.
Он вошёл в пристройку. Он посмотрел на скамьи, на кувалду и топор. Потом он посмотрел на листы фанеры на земле, скрывающие под собой новую жертву. Мужчина затих примерно час назад и с тех пор не произнёс ни малейшего звука.
Просто ради интереса он наступил на лист фанеры. В ту же секунду мужчина в яме начал пронзительно кричать. Он плакал, кричал и не переставал молить о пощаде.
Он кивнул и вернулся к вёдрам. Самогон ещё не совсем дошёл, но был вполне готов. Он зачерпнул банкой из ведра, медленно хлебнул и почувствовал обжигающий жар.
Через день… или два.
Вот когда он убьёт этого мужчину, который, скорее всего, станет его последней жертвой лесу, природе.
Он подумал, что, возможно, следует объяснять жертвам, зачем он и убивает. Может, так они будут больше ценить его труд. Может, так им будет легче принять неминуемость смерти.
Когда он заводил над ними топор или другой режущий предмет, он часто видел в их глазах пустоту, абсолютный шок и больше ничего, а потом они резко вскрикивали и умирали. В такие моменты он понимал, что нет смысла их убеждать. Они ничего не поймут.
Никто не мог это понять, если, конечно, тоже не слышал зов.
Зов исправить природу. Зов начать всё сначала, очистить всё вокруг.
На самом деле он думал, что действует по велению Божьему. Он убирал грязь от засилья людей и превращал её во что-то божественное. Он возвращал кровь, плоть и отбросы в землю, откуда они пришли. Делая это, он становился святым.
Из соседней комнаты послышался тихий стон новой жертвы. Жертва понимала, что часы её жизни сочтены.
Просто так случилось, что одни умирают раньше, чем другие.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Макензи чувствовала себя побеждённой, когда следующим утром они возвращались в Куантико. Она ела сэндвич с сосиской, купленный в автокафе, и думала, насколько её ещё хватит при таком ритме. В 6:45 они проехали указатель «Вы покидаете Страсберг». Они уезжали, не имея в запасе ни одной зацепки и ничего нового по четвёртой жертве.
Макензи понимала, что было глупо чувствовать себя побеждённой, но что ещё ей оставалось делать, когда МакГрат приказал им возвращаться, потому что их нахождение в непосредственной близости от «Литтл Хилл» казалось ему пустой тратой человеческих ресурсов Бюро?
День шёл своим чередом. Когда Макензи наконец добралась до дома где-то чуть позже восьми, она позволила себе долгий душ. Стоя под струёй горячей воды, она мысленно готовилась к рабочему дню, который посвятит поискам информации, отлично понимая, что тем временем в Страсберге орудует убийца. Сегодня днём вертолёт будет прочёсывать территорию парка, и у них теплилась слабая надежда, что это как-то поможет. Макензи понимала, что ресурсы штата ограничены, и если в следующие день-два они не получат никаких результатов, вертолёт отзовут назад туда, откуда он прибыл.
Она быстро собралась и вышла из дома, чувствуя, что нужно быстрее приняться за работу. Она отправилась в штаб-квартиру ФБР и провела несколько часов, собирая биографии жертв только для того, чтобы прийти к выводу, что они никак не были связаны между собой. Более того, она попросила практиканта проверить, не оставляли ли жертвы комментарии в блоге Брайана Вёрнера. Это тоже ни к чему не привело.
Будто этого было мало, Макензи расстраивали её два момента: новость о том, что Брайерс умирает, и открытие дела её отца для дорасследования. Она ждала, что в любой момент может позвонить МакГрат и сообщить, что Бюро получило новое дело из Небраски, и что оно было связано со старым делом о смерти её отца; но пока он ещё не звонил.
С одной стороны, это было даже хорошо. У Макензи появилось ужасное чувство, что мать как-то была связана со смертью отца. У этой теории были все шансы превратиться в зацепку, а если так, то могут возникнуть вопросы о том, почему она до сих пор с ней об этом не поговорила.
Сейчас Макензи не была готова отвечать на этот вопрос.
Кроме этого, ещё был Гарри. Она знала, что повела себя с ним неподобающе. Да, Макензи понимала, что он всего-то попался ей под горячую руку, но она была рада, что
