Полёт мне запомнился надолго. Много нового узнал, принимая знания, весь в поту сидел. Но ничего, постепенно освоился. Даже делал некоторые манёвры, чтобы почувствовать самолёт. Главное, чтобы эти манёвры нам с курса не давали сходить. Пилот оказался очень толковым в плане обучения, всё объяснял, всё показывал. Уже начало светать, когда мы, снизившись, оставили в стороне Ровно и транспортный аэродром, куда должен был сесть этот «юнкерс», и практически на последних каплях долетели до леса и совершили посадку на поляне. Немец меня подстраховывал, но сел всё же я. Потрясло серьёзно, да и посадку сложно назвать идеальной, я впервые пилотировал подобную машину, однако сели, и, ревя моторами, я подогнал самолёт к опушке, повернув его к ней хвостом. Только после этого заглушил хорошо потрудившиеся движки, до сих пор не понимаю, как те не встали от недостатка бензина, видимо на парах работали, я со слабой усталой улыбкой хлопнул немца по плечу, сказав ему:
– А ты молодец. Не думал, что долетим, и уж тем более не думал, что сам смогу сесть. Да и за штурмана отлично поработал, добрались точно куда надо.
Дальше я приказал покинуть самолёт и закатить его под деревья. Сам я сразу встать не смог, ноги затекли, пока массировал, пока ожидал, что слабость пройдёт, это на меня так усталость подействовала, минут пять прошло. Однако ничего, я чуть позже встал и, пошатываясь, направился к выходу. Во землю качает! Дальше мы все впряглись и стали толкать самолёт к опушке. Да уж, пятнадцать человек, а сдвинуть эту махину смогли с трудом, хотя нам и немцы помогали. Потом проредили кустарник на опушке, расчистили и затащили хвостом под деревья. Ветви скрыли самолёт. Потом ветвями замаскировали саму машину. Ещё пятеро бегали по поляне, маскировали следы приземления, то есть шасси. После этого я тем, кто успел выспаться, были и такие, поставил задачи. Бабочкину – отвести всех на ту поляну, где стоит или должен стоять «шторьх» и была организована наша база. Да, совершили посадку мы на другой поляне. Эта была больше, а та совсем крохотная, и сесть там мог только такой самолёт, как «шторьх» или У-2. А эту поляну мы изучали, когда к озеру ходили купаться, оно тут рядом, смотрели, вдруг удастся здесь организовать небольшой партизанский аэродром. Кочек на поляне было мало, и я решил, что для посадки самолёта годится. Правда, потрясло изрядно, практика показала, что всё же кочки лучше бы срыть, но сели. Норма.
Так вот, Бабочкину, который отлично выспался и был бодр и свеж, я поставил несколько задач. Сейчас он берёт бойцов и отправляется на нашу базу. Если Лосев о ней и рассказал, а он должен был рассказать, как и о наших схронах в польских землянках и бункере, то не стоит ожидать наших тут так быстро, посетить можно свободно. Проверить, как там всё, как самолёт и часть бойцов с нашим имуществом, включая палатку и форму, вернуться сюда, теперь у нас тут будет временная база, два-три дня, на большее я не рассчитываю. Далее, взяв трёх-четырёх бойцов, Бабочкин направится к взорванному нами двое суток назад мосту, посмотрит, что там. Проведёт визуальную разведку. Бойцам тоже нужно осознать, что мы на вражеской территории, попривыкнуть к немцам, самим их форму поносить, освоиться, так сказать. Потом группа осторожно посетит место, где мы спрятали оружие, и заберёт его. Помимо этого, когда стемнеет, тот с парой бойцов пусть пробежится к месту, где мы спрятали мотоцикл, пусть и столкнули его вниз, в овраг, но тот целый, заберёт его и форму, если те на месте. Нам форма немецкая нужна и документы. Мотоцикл пусть отгонит и спрячет в лесу. Потом, соединившись с теми, кто будет ждать его, вернётся к нам на базу. А я в это время отдохну и до конца обдумаю свой план. То есть до начала подготовительных мероприятий оставались сутки, даже чуть больше, времени достаточно.
Вот так Бабочкин ушёл, остались только два бойца. Фомин, это повар, и Игнатов, а это фельдшер. Те занимались по хозяйству, Фомин убежал к озеру за водой, и присматривали за всеми тремя немцами. Ликвидировать их я пока не спешил, может, найду, как их использовать. Да и пилота обещал не трогать, но это не значит, что не поручу убрать его кому другому. Обещание я давал не трогать его лично.
Следующие сутки пролетели как один миг. Для начала я, после того как отдал приказы по лагерю, перекусил, а потом отрубился на десять часов, и бойцы, что вернулись от поляны с нашей старой базы, старались меня не беспокоить. Охраняли немцев и занимались делами, обустраивая временный лагерь. Старшим я поставил сапёра Бабаева, он был тут же. После того как я, выспавшись, проснулся и отужинал, а было время ужина, то занялся делами, часа два потратил на бойцов, проводя первичное обучение их действиям в тылу противника, описывал и показывал на примере, как себя вести и что делать, если на них немецкая форма и они изображают немцев. К этой мысли тоже нужно привыкнуть и осознать её. Описывал особенности действий вермахта, что значат те или иные нашивки, звания, как себя ведут немцы в повседневной жизни и в бою, особенности их менталитета. И даже зачитывал некоторые пункты устава. А что, у меня книжка в планшетке была, я потом выдал её одному из тех двух бойцов в группе, что немецкий язык знают. Второго, морячка, не было, пока не вернулся с Бабочкиным из рейда.
Когда стемнело, я устроился чуть в сторонке и, подсвечивая фонариком карту местности, занимался работой, планировал будущую операцию и наши действия по её подготовке. А для этого нужна трофейная форма, документы и какая-нибудь немецкая техника, тот же мотоцикл пойдёт. Как я уже говорил, основа плана будущей операции уже была готова, а мелочь ещё нет, вот и наращивал мясо будущей операции, занимаясь её подготовкой.
Бабочкин вернулся к полудню следующего дня. Причём вернулся не один. Пусть все бойцы были загружены до предела, тут и прикопанное нами оружие было, и коробки с мешками продовольствия, сержант заглянул в один из наших схронов, чтобы пополнить запасы продовольствия, а при возвращении наткнулся на группу наших. Пятеро летунов со сбитого дальнего бомбардировщика, Варшавский железнодорожный узел бомбили, где и получили снаряд, тянули сколько смогли и упали
