Глава 6. В окружении
Равнина из чистого песка, отливающего красновато-желтым блеском в лучах восходящего солнца. К востоку и западу она простирается без конца и без края, но на севере ограничена цепью гор с плоскими, как стол, вершинами, с юга же обрамлена чередой утесов, вздымающихся, подобно отвесной стене, на высоту в несколько сот футов и уходящую вдаль, насколько хватает глаз.
На полпути между этой протяженной оградой и горами располагаются шесть больших фургонов «конестога»[17], сцепленных между собой и образующих фигуру, напоминающую ромб или эллипс – корраль. Внутри корраля находятся пятнадцать человек и пять лошадей.
Только десять человек живы, остальные пять – мертвы, и тела их распростерты между колес фургонов. Трех лошадей постигла та же участь.
С наружной стороны множество убитых мулов – некоторые запряжены в торчащие оглобли, сломавшиеся под тяжестью туш. Обрывки кожаных ремешков и упряжи свидетельствуют о том, что иным животным удалось освободиться и умчаться прочь с опасного места.
Внутри и повсюду вокруг заметны следы схватки – почва истоптана и изрыта копытами и сапогами, тут и там видны ручейки или лужи крови. Поскольку жидкость быстро впитывается в песок, это означает то, что кровь пролита недавно – кое-где она еще дымится.
Все признаки говорят о только что кипевшем бое. Да и как может быть иначе, ведь схватка все еще продолжается, вернее, стихла на время, чтобы перейти в новую фазу, обещающую стать еще более ужасной и кровопролитной, чем закончившаяся только что.
Трагедию объяснить несложно. Нет нужды задавать вопрос, почему фургоны остановились или почему люди, мулы и лошади погибли. На расстоянии ярдов в триста дальше по песчаной равнине располагается другая группа конных, числом около двух сотен. Полуобнаженные тела всадников имеют кожу бронзового цвета, причудливо разрисованную красками: белыми, как мел, угольно-черными и красной охрой. Это, а также кожаные набедренные повязки, леггины[18] и плюмажи из перьев, подобные зарослям на головах – все эти признаки говорят о принадлежности этих людей к индейцам.
То хищная шайка красных пиратов, напавшая на путешествующий караван белых – зрелище, отнюдь не диковинное в прериях.
Индейцы предприняли первый натиск, призванный рассеять караван и с ходу захватить его. Случилось это перед рассветом. Потерпев неудачу, краснокожие теперь осаждают караван, обложив его со всех сторон на расстоянии, недостижимом для винтовок осажденных. Кольцо осажденных образовывает круг, в центре которого располагается горстка фургонов. Осада ведется не по науке, но постоянно меняется, постоянно движется, подобно удаву, обвившему кольцом жертву и сжимающему объятия с целью задушить жертву.
В данном случае у жертвы нет шансов на избавление, никакой иной альтернативы, кроме как покориться судьбе.
То, что укрывшиеся за повозками люди «не сломались» при первой атаке, многое говорит об их характере. Это наверняка не простые эмигранты, пересекающие прерии в надежде обрести новый дом. Будь это так, они не успели бы «закорралить» неуклюжие фургоны с такой быстротой – а ведь путники уже снялись с ночного лагеря и нападающие застигли караван в движении, пользуясь преимуществом того, что «конестоги» ехали медленно, увязая в рыхлом песке. И будь то обычные переселенцы, им не удалось бы держаться так твердо и уложить такое множество врагов. Да, среди дикарей на равнине виднеются по меньше мере два десятка безжизненно распростертых тел.
На некоторое время боевые действия приостановились. Краснокожие, разочарованные неудачей первого натиска, отступили на безопасное расстояние. Смертоносные, как они могли решительно убедиться, пули белых вынуждают их соблюдать осторожность.
Но пауза едва ли обещает продлиться долго, о чем свидетельствует жестикуляция дикарей. В одной из частей кольца собралась группа, держащая совет. Другие носятся галопом туда и обратно, передавая инструкции, явно заключающие изменения в план атаки. Пролив столько крови и видя перед глазами тела убитых товарищей, индейцы едва ли могут отступить. В их воплях звенит твердая решимость отомстить, обещающая скорое возобновление схватки.
– Как думаешь, кто они такие? – осведомляется Фрэнк Хэмерсли, владелец подвергшегося нападению каравана. – Это команчи, Уолт?
– Угу, киманчи, – ответствует тот, к кому обращен вопрос. – Притом самые плохие из киманчей – шайка трусливых тенава. Это я по их лукам сказать могу. Разве не видите тех двойных сгибов на них?
– Вижу.
– Ну вот, как раз такие луки у тенава – похожие на апачские.
– Говорили, что на этом маршруте индейцы дружественные, – замечает Фрэнк. – С чего им вздумалось нападать на нас?
– Инджины никогда друж-желюбными не бывают. Только не тенава. Техасцы изрядно пощипали их недавно под Тринити. Кроме того, думаю, есть и еще причина. Дело в белых, которые шли этой дорогой в прошлом году. Там у них заварушка случилась с краснокожими, несколько скво погибли. Точнее, убили их. Среди белых несколько мексикинов было, так вот, это их рук дело. А нам теперь расплачивайся за их подлое пов-ведение.
– И как же нам лучше поступить?
– Лучше тут не будет, боюсь. Не вижу другого шанса, кроме как драться до конца. Сдаваться на милость не поможет – милости в них ни на грош.
– Как думаете, что собираются они делать дальше?
– Это трудно еще пока сказать. Чой-то они затевают – какой-то подлый инджинский трюк. Насколько вижу, вон тот большой вождь с красным крестом на ребрах, это тот, кого они зовут Рогатая Ящерица. А ежели это он и есть, так то самый хитрый гад на всем ка-антиненте. От такого любой пак-кости ждать можно. Порция, которую мы выписали этим скунсам, остановит их на время, только ненадолго, как смыслю. Пры-ыклятье! Мы уже пятерых из наших потеряли. Плохо дело, и скорей всего, всем нам придется в ящик сыграть.
– Не считаете, что стоит напасть на них и попробовать прорваться? Останемся здесь, нас возьмут измором. Воды у нас в фургонах столько, что и одному человеку не хватит напиться.
– Это я все знаю, думал уже. Только не забывайте про наших лошадок. Всего две остались живы – ваша да моя. Остальных или подстрелили или угнали. Посему, только у двоих из нас есть шанс выбраться, да и то шаткий.
– Вы правы, Уолт, тут я не подумал. Людей я не брошу, даже ради спасения собственной жизни. Никогда!
– Никто из тех,
