Все это время Фрэнк Хэмерсли проявляет храбрость, которая побуждает его людей меньше бояться смерти и не сожалеть о том, что им придется пасть рядом с ним. Сражаясь, как лев, кентуккиец успевает повсюду, сполна внося свой вклад в оборону.
Но все напрасно. Даже стоя посреди облака густого дыма, невидимый сам и лишенный способности видеть, он знает, что большая часть его преданных соратников пала. В этом убеждают все реже раздающиеся в ответ на его призывы крики. Все говорит о скором конце схватки. Неудивительно, что его боевой пыл уступает место отчаянию. Но то не подлый страх, нет и мыслей о бегстве. Решимость Фрэнка не дать взять себя живым тверда, как никогда.
Ладонь его крепко сжимает нож «боуи», с лезвия которого стекает кровь не одного врага, потому как не в одно тело вонзал его американец. Он стискивает рукоять с намерением убивать и дальше, забрать еще одну жизнь прежде, чем расстаться с собственной.
Это безнадежная, бесцельная бойня, но упоительная. Почти сойдя с ума от ярости, он испытывает наслаждение. Трое смуглых противников лежали мертвыми у его ног, Фрэнк же устремляется через корраль в поисках четвертого. Гигантская фигура обрисовывается перед ним, еще более громадная благодаря преломляющему свет оптическому эффекту дыма. Но то не дикарь, а Уолт Уайлдер.
– Разбиты наголову! – торопливо хрипит проводник. – Нам остается только отдать концы, Фрэнк. Если мы не хотим, конечно…
– Хотим что, Уолт?
– Свалить отсюда.
– Невозможно.
– Неправда. Еще есть шанс, я думаю – для нас двоих, во всяком случае. Едва ли кто еще уцелел, и даже если так, мы им теперь не поможем. Оставаться тут проку нет – нет смысла умирать с ними, тогда как ежели мы вырвемся, то сможем отомстить. Видите, обе наши лошади еще целы? Вон они, прижались к одному из фургонов. Пусть слабый, но все же шанс. Давайте испытаем его.
Хэмерсли колеблется. Это означает бросить преданных соратников, которые принесли, или еще приносят в жертву свою жизнь, служа ему. Но как справедливо заметил проводник, какую пользу сослужит им, если они останутся и дадут себя убить? Ведь можно спастись и отомстить за товарищей!
Последний довод убеждает Фрэнка. Но Уайлдер не ждет, пока тот решится. Поторапливая хозяина словами, он кладет руку ему на плечо и увлекает в направлении лошадей.
– Не бросайте ружье, пусть даже патронов нет, – советует проводник поспешно. – Если удерем, оно нам понадобится. В прериях без ружья мы все равно что покойники. А теперь по коням!
Почти механически молодой кентуккиец вскакивает на спину ближайшей из лошадей – своей собственной. Проводник еще не сел в седло. Насколько Фрэнк способен разглядеть сквозь дым, Уолт склоняется у колеса одного из фургонов. Секунду спустя Хэмерсли понимает, что повозка движется, и слышит легкий скрип – это обод шуршит по песку. Огромная «коннестога» покоряется силе колосса.
В следующий миг Уайлдер запрыгивает на своего коня и подъезжает к Хэмерсли.
– Я приоткрыл щель между фургонами, – говорит он на ухо молодому человеку. – Проскочим через нее. Будем укрываться в дыму, насколько возможно. Следуйте за мной, да не теряйте меня из виду. Если уж отдавать концы, так лучше на открытой равнине, а не запертыми, как барсуки в бочке! Держитесь поближе, Фрэнк. Теперь или никогда!
Кентуккиец подчиняется почти бессознательно, и вот десять секунд спустя два всадника вырываются из окруженного вопящими дикарями кольца фургонов и несутся во весь опор по песчаной равнине.
Глава 9. Ссора из-за скальпов
Почти одновременно с отъездом двух всадников наступает развязка боя. Собственно говоря, она свершалась именно в момент их исчезновения, потому как никто из их товарищей не стоял уже на ногах – некому было сделать еще один выстрел или нанести очередной удар. Все лежат среди фургонов, убитые или раненые. Иной из павших, живой или мертвый, так и не выпустил из рук окровавленного ножа или пистолета, дуло которого еще дымится.
Но вскоре раненых среди белых не остается, потому как нахлынувшая со всех сторон толпа запруживает все пространство внутри, добивая томагавками всех, кто выказывает признаки жизни, или, орудуя длинными копьями, прикалывает их к песку. На теле каждого из американцев насчитывается по меньшей мере с полдюжины ран, а примерно такое же количество дикарей либо склоняется над трупом, либо пляшет вокруг него.
Затем наступает черед сцены, которая более уместна среди диких зверей или поклонников какого-нибудь дьявольского культа. Это борьба за обладание скальпами убитых – каждый из победителей заявляет право добычу. Одни стоят с обнаженными ножами, готовые содрать трофей, другие выставляют вперед руки и оружие в намерении помешать этому. С уст спорящих срываются крики и оскорбления, взгляды мечут огонь, а длани вздымаются и опадают в яростной жестикуляции.
Среди хора демонических реплик выделяется голос, более сильный чем иные, раздающий громовые приказы. Он призывает оставить грозящую вспыхнуть ссору и заняться тушением пламени, еще пожирающего фургоны. Говорит тот самый воин с красным крестом на груди, охровые перекладины которого огнем горят на фоне смуглой кожи. Это, как верно определил Уолт Уайлдер, вождь тенава-команчей Рогатая Ящерица.
Вождя подобает слушать, ему тут же повинуются. Горлопаны притихают на время и, отложив оружие, бросаются исполнять приказ. Похватав лопаты, выпавшие из рук бездыханных теперь противников, индейцы пускают их в ход и вскоре сбивают пламя. Дым тоже развеивается, и только тонкие струйки пробиваются через толстый слой песка.
Среди дикарей выделяется человек, обличье которого несколько отлично от всех прочих. Индеец по одежде и раскраске, вооруженный, как дикарь, и такой же смуглый, чертами он напоминает представителей более цивилизованной расы. Лицо его явно говорит о принадлежности к европейцам, совсем не походя на физиономии аборигенов Америки. Прежде всего, в отличие от них, у него имеется борода, густо покрывающая щеки и свисающая на грудь.
Да, среди команчей иногда встречаются бородачи – это метисы, потомки смешавшихся с краснокожими белых. Но мужчина, рыскающий среди захваченного каравана, не походит на них. Рядом с ним обретается еще один субъект, тоже отличающийся растительностью на щеках, хоть и менее густой и более всклокоченной. Разговор между ними ведется не на гортанном языке тенава-команчей, но на чистейшем мексиканском варианте испанского.
Оба спешиваются, оставив коней. Тот, у которого борода
