Тем временем Урага во главе основных сил спускается по склону и направляется к намеченной цели. Движется он медленно, соблюдая осторожность. Тому есть две веские причины: уходящая вниз тропа опасна даже днем, ночью же даже умелому всаднику спускаться по ней непросто. Тем не менее, имея во главе колонны предателя, которому знаком тут каждый шаг, мексиканцы постепенно, в колонну по одному, спускаются на дно и как только достигают более ровной тропы, снова сдваивают ряды.
Дальше путь они продолжают, всё так же соблюдая тишину и осторожность. Ни полковник улан, ни его лейтенант не забыли, какой ужасный урон нанесли тенавам те двое, кто пережил ужасную резню, и с кем они снова собираются встретиться. Мексиканцам известно, что у американцев есть ружья – изменник сообщил им об этом, – и что они не замедлят пустить их в ход. Поэтому Урага подкрадывается тихо, рассчитывая на внезапность. Ведь в противном случае первой жертвой станет он сам – такой поворот событий совсем не входит в его планы. Но опасности нет, успокаивает негодяй сам себя: час поздний, и жертвы наверняка в постели. Если все пойдет хорошо, их удастся застать спящими.
Пока обстоятельства благоприятствуют. Ни звука не доносится со стороны уединенного жилища, не слышно даже лая собак. Единственное, что нарушает тишину, это заунывный вой койота да жалобный плач козодоя. Последний по временам перемежается мелодичными трелями сенсонтле, мексиканского соловья, который смолкает, когда военные проезжают мимо места, где он примостился.
И снова, прежде чем показаться на виду перед одиноко стоящим хакалем, Урага приказывает остановиться. На этот раз не для отдыха, а для разведки. Уланы остаются в седлах, не выпуская поводьев из рук. Они напоминают хищников, расправляющих крылья перед последним броском на добычу, чтобы терзать, рвать, убивать – творить с ней то, что захочется!
Глава 52. Бескровное пленение
В доме, который недавно покинули дорогие гости, редко царит веселье. Тем более если гости эти были особенно дороги, тем более если это первый вечер разлуки.
Грубая хижина, служащая приютом изгнанникам, не исключение. Все обитающие под ее кровом пребывают в унынии, некоторые в печали – особенно две молодые особы.
Это продолжается с раннего рассветного часа, когда оплакиваемые гости произнесли последние слова прощания. Весь день звучит горькое «adios!»[79] в ушах Аделы Миранды, тогда как мысли о том, кто его проронил, теснятся в ее груди. Не то, чтобы она сомневается в его верности или боится, что он нарушит клятву, которой ныне связан. Напротив, девушка может доверять возлюбленному в этом, что и делает – целиком, от всего сердца. Страхи ее проистекают от иной причины – им виной опасность, которой он подвергается.
Кончита так же, хоть и в меньшей степени, разделяет эмоции хозяйки. Могучий колосс, похитивший ее сердце и просивший у нее руки, может никогда не вернуться за обещанным. Но не представляя всего риска, которому подвергается избранник, маленькая метиска не столько встревожена, сколько опечалена отъездом возлюбленного. К этим чувствам примешивается неуверенность, свойственная живущим в краю, где каждый день таит свою угрозу.
Полковнику Миранде тоже неуютно. Никогда со времени прибытия в эту долину дурные предчувствия не заявляли так о себе. Причиной им послужили подозрения Хэмерсли по части пеона Мануэля. Тем более что подозрения эти и прежде посещали полковника. Теперь они усиливаются, потому как индеец отсутствует на три дня дольше, чем предполагалось, исходя из данного ему поручения.
В полдень Валериан и дон Просперо снова поднялись по проходу наверх и осмотрели простирающуюся равнину, но не заметили ничего, ни на западе, ни в какой другой стороне. Всю вторую половину дня то один, то другой появлялся в дверях хакаля и устремлял лорнет на ложбину, ведущую сверху в долину. Только когда тени начали сгущаться, они оставили эту вахту, оказавшуюся бесплодной.
Помимо мысли об опасности, у них имелась еще одна причина желать скорейшего возвращения посланца. Ожидалось, что он должен привезти маленькие роскошества: помимо прочего, пару бурдюков с вином и несколько коробок сигар. Ни полковник, ни отставной армейский врач не являлись анахоретами, хотя и вынуждены были в последнее время вести подобную жизнь. Прежде всего, им нужен был табак, запасы которого все вышли – последнюю унцию отдали гостям в дорогу.
Дело пустяковое, но и оно внесло свою лепту в общее безрадостное настроение после отъезда американцев. А тут еще наступает ночь – время, когда всякий курильщик ощущает особую потребность в никотине в любом виде: трубки, сигары или сигариллы.
Когда после умеренного ужина в маленькой гостиной собрался кружок из троих собеседников, все мысли полковника занимал табак, ставший главной темой для разговора.
– Каррамба! – заявляет Миранда, словно в голову ему пришла какая-то идея. – Никогда бы не поверил, что человек способен так страдать из-за такого пустяка!
– Это вы о чем? – осведомляется доктор.
– О том, о чем и вы думаете в эту секунду, амиго мио. Бьюсь об заклад, что это так.
– Вам же известно, полковник, что я никогда не бьюсь об заклад.
– Я тоже, если ставка беспроигрышная, а это именно тот случай. Мне ли не знать, что у вас сейчас на уме – табак.
– Признаюсь, что так, полковник. Никогда в жизни не хотелось мне курить так, как в эту минуту.
– И мне тоже.
– Так почему бы вам не сделать это? – этот невинный вопрос принадлежит Аделе.
– По самой простой причине, – отвечает брат. – Нечего.
– Как? Нет сигарилл? Я еще вчера видела несколько штук на полке.
– Но не сегодня. В данный момент ближе чем на двадцать миль от этого места не найти и щепотки табака, если только дневной переход наших гостей не оказался удивительно коротким. Чтобы скрасить путешествие, я отдал им последние запасы.
– Это так, сеньорита, – подтверждает доктор. – Есть еще одна неважная новость, если даже не похуже: наши бутылки пусты. Вино кончилось, как и табачный лист.
– Счастлив заметить, доктор, – прерывает его полковник, – что здесь вы ошибаетесь. Все не так плохо. Да, бурдюк пуст, потому как жажду
