Ни Хэмерсли, ни охотник не задерживают надолго взгляд на нем, их интересуют другие особы – каждого своя. Они вскоре тоже появляются, и их белые платья особенно заметны на фоне темных мундиров. За время марша их расположение изменилось – они теперь ближе к центру колонны. Юная сеньорита едет на своей Лолите, тогда как индейская красотка восседает на муле. Руки-ноги у девушек не связаны, но солдаты из шеренги перед ними и шеренги после бдительно следят за ними. Группа в конце строя более напоминает пленников. Она состоит из трех человек на мулах, крепко примотанных к седлам и стременам. У двоих связаны за спиной руки. Повод каждого из их животных держит едущий впереди улан. Двое, которых сопровождают с такими предосторожностями, это дон Валериан и доктор. Третий, со свободными руками, это Чико. Его товарищ Мануэль, тоже верхом на муле, следует невдалеке, но ни в его поведении, ни в обращении с ним ничто не указывает на статус пленника. Иногда вид у него становится грустным – это ему приходит мысль про свою черную измену и неблагодарность. Быть может, пеон сожалеет, или считает свои перспективы не столь радужными, как ожидалось. В конечном счете, чего удалось ему достичь? Он погубил хозяина и прочих, но это не принесло ему любви Кончиты.
Заметив полковника Миранду, наблюдатели испытывают некоторое облегчение. Хвост колонны приближается и становится заметно, что дон Валериан сидит в седле прямо и вроде как не ранен. То же самое и с доном Просперо. Путы сами по себе еще не служат доказательством причиненного вреда. Они сдались, не оказав сопротивления, на что и надеялись друзья, опасавшиеся, что схватка может привести к гибели изгнанников.
Отряд постепенно приближается, пока командир не оказывается как раз напротив места, где затаились под деревьями два соглядатая. Эти карликовые кипарисы как нельзя лучше подходят для тайного укрытия. Полностью спрятанные под густыми ветвями и темной зеленью, Хэмерсли и охотник прекрасно видят все, что находится внизу. Вершину холма от прохода отделяет не более двухсот ярдов вниз по склону.
Когда уланский полковник достигает места, где расположился пикет, он останавливается и отдает приказ – часовым предписано присоединиться к остальному отряду. В этот миг одна и та же мысль приходит в голову обоим наблюдателям на вершине. Уайлдер озвучивает ее первым.
– Если бы мы могли довериться своим винтовкам, Фрэнк… – вполголоса замечает он.
– Я думал об этом, – с равным энтузиазмом откликается кентуккиец. – Но не выйдет: боюсь, слишком далеко.
– Эх, было бы при мне старое ружье – из него я мог бы послать пулю подальше, чем из этого. Голубая пилюля в его кишках существенно упростила бы ситивацию. Такой поворот избавил бы от опасности вашу девчонку, а быть может, и всех остальных. Уверен, вся эта конгла-о-мерация разлетелась бы, как стая соек, при звуке выстрела. А мы успели бы сделать второй, а потом еще с полдюжины прежде, чем они доберутся до вершины. Если посмеют попробовать. Эх, слишком далеко! Расстояние в этой верхней перейрии бывает обманчиво. Жаль, что мы не можем рискнуть, но боюсь, что так.
– Стоит нам промахнуться, и тогда…
– Хуже и быть не может. Думаю, лучше стоит дать им пройти сейчас, и последовать за ними. Путь их наверняка лежит прямиком к Дель-Норте. И даже если не туда, мы легко выследим мерзавцев.
Хэмерсли еще колеблется, палец его то готов нажать на крючок, то снова отпускает его. Мысли молодого человека мчатся потоком, слишком стремительным для трезвого рассуждения. Он знает, что может положиться на свою меткость, как и на меткость своего товарища. Но дистанция слишком велика, и пуля может пройти мимо. Это означает верную смерть для них – бежать некуда, от пятидесяти всадников на мулах не уйти. Остается оборонять вершину холма, но и это не продлится долго. Двое против полусотни – их просто задавят числом. Как ни крути, разумнее дать отряду пройти. Это советует и экс-рейнджер, указывающий на то, что пленников доставят в Нью-Мексико – а если точнее, в Альбукерке. Американцам находиться там не запрещено. Они могут без опаски идти следом. Возможно, во время перехода появится шанс освободить пленников. Быть может, повезет в тюрьме – насколько им приходилось слышать, такое нельзя исключать. Золотой ключик способен открыть двери любой темницы в Мексике.
Лишь одна мысль мешает Фрэнку смириться с этим планом – о том, что его суженой предстоит находиться в такой компании, под таким эскортом. Это хуже, чем ехать вообще без охраны! В очередной раз прикидывает он расстояние, отделяющее его от солдат, и крепко сжимает винтовку.
Если бы полковник мог подозревать о присутствии врага в такой близости от себя и догадаться о его мыслях, он не восседал бы так уверенно в седле и не держался бы с такой бравадой.
Предосторожность, подкрепленная советом экс-рейнджера, удерживает Хэмерсли, и кентуккиец опускает ружье, ставя его прикладом на землю.
Последние шеренги минуют проход, и строй преобразуется в более компактный. Горн снова поет команду «вперед!», и марш возобновляется. Отряд удаляется по равнине в том направлении, откуда пришел.
Глава 54. Человек и мул
Соблюдая предосторожность, Хэмерсли и техасец не покидают укрытия. Поспешность чревата опасностью – склон безлесный, кипарисы растут только на вершине. Овраг, по которому они шли и на дне которого оставили мулов, тоже развернут к западу, то есть в сторону, куда скачут уланы. Стоит любому из кавалеристов оглянуться назад, и он может заметить лазутчиков, если они покинут спасительные заросли. Американцы переживают и за животных – просто удивительно, как солдаты не обнаружили их. Хоть их и спрятали среди валунов, части их тел вполне видны с равнины. К счастью для хозяев четвероногих, шкуры мулов почти одного с камнями цвета, что, возможно, и ввело мексиканцев в заблуждение. А еще более вероятно, что в нетерпении выступить в обратный путь ни один из них не удосужился внимательно осмотреться.
В равной степени счастливым обстоятельством оказывается то, что морды мулов замотаны. В противном случае их могли бы услышать. Но от них не доносится ни ржания, ни храпа, только иногда стук копыта. Мулы стоят молча и терпеливо, как будто сами боятся людей, являющихся врагами их хозяев.
С добрый час после отъезда
