кредитующихся в приличном банке и скупающих сырец везде, где только можно. В определенных деловых кругах, супруги считались влиятельными людьми, для которых лазить по вагонам становилось делом зазорным. Да и друг Степан был уже не тот и хапал «доляры» – только дай, забывая о качестве товара. Одним словом компаньоны приборзели и тут уж ничего не поделаешь. Соответственно, произошел сбой – покупатели забраковали половину очередного эшелона с пивным ячменем, кредит не вернули и… пошло поехало. Пришлось продать и ресторан, и «Порше». Данек искал возможность поправить свои финансовые дела, а иначе стал бы он связываться с каким-то паном капитаном из российского Калининграда. Ну, поторговали самоходами и что? Разве это бизнес? Как говорил пан профессор в таких случаях: «Это не бизнес, а сплошная порнография!» Он замышлял нечто более глобальное и денежное, о чем и хотел поговорить с Гуровым и его приятелем Николаем Одинцовым.
– Как я? – переспросил без акцента Данек. – Не дождетесь! Так, кажется, ты иногда отвечаешь?
– Некоторым. И когда бываю зол.
– Надеюсь, ко мне это не относится.
– К тебе нет, мой благодетель! – и тут же в своем обычном стиле: – Короче, Склифасовский! Чо надо?
– Да ни чо, – передразнил Данек, – Просто хотел поинтересоваться у пана капитана: есть еще пенендзэ или нема?
– С каких это пор ты стал таким заботливым? – ехидно поинтересовался Гуров, – Уж ни с тех ли, когда я дал тебе заработать?
На противоположном конце провода раздался истерический смех в перемежку с специфическим кашлем заядлого курильщика. По имеемым данным, пан профессор с куревом завязал, о чем и уведомил капитанову жену Аврору, а та, соответственно, не забывала припомнить об этом Гурову, виня его то в слабоволии, то в отсутствии характера как такового.
– Да ты никак, батенька, взялся за старое? – воспользовался образовавшейся паузой в разговоре, Гуров, – Смалишь, что ли? А Аврора говорила.
– Что Аврора? Тут, Иван, запьешь, понимаешь, не то что закуришь. Кстати, моя смалит еще покруче.
– Наташка-то? Так она всю жизнь при сигарете. Так в чем проблемы? Вываливай как на духу. Здесь все свои.
Эти семьи были проверены годами дружбы, и когда дело касалось каких-то невзгод или неприятностей в отношении кого-либо из них, происходило мгновенное братание, забывались взаимные обиды и упреки, все силы бросались на поиск выходов из сложившейся ситуации.
– Собственно, суть проблемы, – как всегда, с претензией на научное обоснование своей мысли, начал объяснения Данек, – состоит в концентрации усилий, в целях достижения результата, на главном стратегическом направлении деятельности.
– Короче, Склифасовский.
– Иван, ты достал своим Склифасовским, – возмутился Данек и тут же, как бывало с ним и ранее, когда надо было поставить оппонента на место, показать своё умственное превосходство, он, после небольшой паузы, сосредоточивался и выдавал, как говорится, на гора:
– Но поскольку тебя это интересует, я, как выпускник вашего лучшего учебного заведения и профессор.
–. всяческих наук, – не удержался вставить Гуров.
–. констатирую следующее, что знаменитый русский хирург Николай Васильевич Склифо, а не фа., деревенщина морская, Склифосовский также является выпускником Московского университета и отличился по части военно-полевой хирургии, участвуя в австро-прусской, франко-прусской, сербско-турец.
– Блин, два идиота, – неожиданно для собеседников телефонная трубка оказалась у любительницы курнуть Наташи. – Иван привет! Бери своего тупого военного и дуйте в Гданьск на случку. Нечего тратить монеты за межгород. Купите билеты, сообщите! Конец связи!
Тут же раздались короткие гудки, связь прервалась. Что тут сказать? Уже давно всем было понятно – генератором бизнеса является не пан профессор, а его русская жена Наташа, которая всегда выступала конкретно и не любила пустой болтовни. Она даже не дала паузы для пана капитана, чтобы тот не успел, как это бывало обычно, выпросить денег.
– Чертова баба, – возмутился Гуров. – Вклинилась в самый неподходящий момент. Я как раз хотел попросить Данека, чтобы он оплатил поездку в Гданьск.
– Учись, студент, дела вести! – прокомментировала Аврора. – Сюсюкали, сюсюкали.
– Ты хоть умолкни!
– Я-то умолкну! Но сначала отчитайся, дорогуша моя, с каких это средств в твоей кают-компании появился этот кусок железа? – Аврора указала на только что вмонтированный в стену бронзовый колокол. – Ты мне сколько денег дал?
– Все, что были, те и дал. А это, – Гуров бережно погладил по блестящей поверхности свое очередное приобретение, – судовой колокол! Теперь будем склянки отбивать.
Аврора словно коршун, приметивший свою жертву, внимательно следила за каждым движением мужа. И тот, понимая, что выкрутиться будет достаточно сложно, безостановочно говорил про какие-то морские дела.
– Да тут и рында-булинь, понимаешь, короткая с кнопом, привязана к так называемому «языку» для удобства подачи звукового сигнала. Вот, видишь, – капитан троекратно ударил в колокол, да так звонко, что супруга, то ли от неожиданности, то ли нестерпимой громкости, тут же присела и прикрыла ладонями, на всякий пожарный случай, свои уши. – Вот, слышишь. Да ты рученьки-то разожми! Это я бил рынду. Ну, как будто сейчас момент истинного полудня, то есть двенадцать часов дня, понимаешь., Аврорка! Вот, попроб.
– Ну-ка, отсек придурков, отдраить переборки! – грубо прозвучало в кают-компании.
Эта фраза, как выстрел крейсера «Аврора», оборвала кайфующего в своей стихии капитана, на полуслове. И сказано-то как? Вместо: выверни карманы – отдраить переборки! Круто! Да еще и обозвала «отсеком придурков»! Круто вдвойне! Сразу видно, что жена моряка. Сам же моряк, в это время, как провинившийся школяр, послушно выворачивал карманы, доставая из них, помимо рассыпавшегося, еще с времен когда он курил трубку, табака, массу всякой мелочи, среди которой затесались, впрочем, и свернутые вчетверо десять американских долларов – заначка капитана. Аврора мгновенно изъяла их, сопроводив, как полагается, словами в назидательном тоне:
– Ребенку ходить не в чем, а ты… уключина^ вогнутая – тратишь последние деньги на никчёмные побрякушки.
Капитан и не пытался оправдываться. Он миролюбиво присел у своего любимого штурманского стола и, ни разу не перебив, прослушал воспитательную речь супруги от начала до самого конца.
Впрочем, её красноречия хватило ненадолго. В отличие от господина капитана, она не обладала этим даром природы. К тому же,
