«Если увижу ублюдка, пристрелю без разговоров», – серьезно говорил он своему шоферу, вставляя обойму и щелкая затвором. Я нисколечко не сомневаюсь в том, что дядя Нам обязательно привел бы свою угрозу в исполнение, и Мари крупно повезло, что ее муж так и не попался ему на глаза. Она всегда открывала нам только на условный стук и, высунув голову в дверь, сначала с опаской оглядывалась по сторонам, словно опасалась, что нас могли выследить. Но потом, получив очередную передачку, она долго-долго благодарила, гладила нас по головам, приговаривая, что за доброе сердце нам воздаст Господь. Она казалась нам такой запуганной и одинокой, что мы всякий раз клялись ей, что никогда ее не оставим. Впоследствии я слышал от общих знакомых, что они стали одной из богатейших семей вьетнамской общины Парижа и живут там припеваючи, наслаждаясь статусом рантье после крайне выгодных первоначальных инвестиций награбленного добра.
Французская колониальная администрация создала Национальную армию в тщетной попытке превратить свою затяжную войну с Вьетминем в чисто гражданский внутренний конфликт между вьетнамцами.
Войну самовольно развязал все тот же д'Аржанлье[49], и началось все из-за контроля над хайфонским портом, тем самым, в который его в свое время столь бесцеремонно не пустили чанкайшисты. Проведав, что местное население проворачивает в портовой зоне крупные сделки – меняет у китайских моряков рис на оружие, сырье, технику и запчасти, которые потом шустро переправлялись в партизанские джунгли Вьетбака, – адмирал, истово попросив Матерь Божью о защите от вражеских пуль и трижды прочитав «Pater noster», без всякого предупреждения открыл с крейсеров шквальный огонь по беззащитным портовым районам города. Потоки мирного населения устремились прочь из портовых районов. В основном это были старухи, увозившие свои нехитрые пожитки на велосипедах, и молодые матери, бежавшие от огня с грудными детьми на руках. Разглядывая их в бинокль, д'Аржанлье вдруг приказал перевести огонь прямо на беженцев и бить по ним прямой наводкой. Ему вдруг невыносимо захотелось увидеть тот самый круг Ада, в который он обречен был попасть после своей кончины. Уничтожив шрапнелью почти шесть тысяч обитателей Хайфона, он уже без опаски, храбро высадился на берег и занял все таможенные посты порта. Таким образом он схватил за горло правительство молодой ДРВ – под контролем д'Аржанлье оказались едва ли не все независимые торговые операции революционного Вьетминя. Правительство Четвертой республики узнало об инициативе адмирала последним, в том числе из гневных телеграмм Хошимина. Фактически д'Аржанлье сорвал уже наладившийся процесс мирного урегулирования и поставил свое правительство перед свершившимся фактом. Кровь тысяч вероломно убитых невинных людей взывала о возмездии, и наступление войны стало неотвратимым. Получив очередную телеграмму от Хошимина, Леон Блюм озадаченно почесал в затылке и сказал своему секретарю Пьеру Коллу: «Ты лучше не говори никому, что мы получали эти телеграммы». Блюм опять надеялся сохранить хорошую мину при помощи детских отговорок. Но общественность трудно было провести. Жан-Поль Сартр[50] в очередном номере своего журнала Les Temps Modernes жестко и точно сравнил действия флота д'Аржанлье в Хайфоне с силовыми акциями нацистской армии против мирного населения в период оккупации Европы. А в это время Хошимин совещался с глазу на глаз с товарищем Зиапом. В ответ на вопрос о реальных силах Вьетминя тот честно признался, что даже в лучшем случае Ханой удастся удерживать не больше месяца. «Что ж, тогда мы вернемся в джунгли и возглавим Сопротивление оттуда, нам не впервой», – подумал Хо и сказал вслух:
– Так пусть удерживают его столько, сколько смогут, мы же призовем наших сторонников к всенародной войне.
– Есть, дядя Хо! – радостно ответил Зиап, мысленно потирая руки. Он уже давно соскучился по реальному делу. Долгие часы размышлений о военной стратегии и доскональное изучение кампаний Наполеона должны были, как усвоенные уроки, материализоваться в реальности. Зиап считал, что для вхождения в пантеон величайших полководцев истории ему теперь недоставало всего лишь нескольких легендарных битв, и он был, по сути, прав.
В считаные дни он сформировал из отрядов самообороны рабочих, рикш, окрестных крестьян «столичный полк», который дал французам яростный бой, не успели те вступить в Ханой. С безопасного расстояния из глухих массивов Вьетбака Хошимин по радио призвал народ к повсеместной, бескомпромиссной войне против французского империализма. Он обрисовал свое видение будущего Сопротивления, уподобив его тигру. «Тигр, затаившийся в джунглях, будет терзать неповоротливого слона, – вещал по рации Хошимин из своей пещеры, в свете керосиновой лампы. – У кого есть винтовка, тот пусть возьмется за винтовку, у кого есть тесак, пусть воспользуется тесаком, у кого нет ничего, кроме садовых инструментов, тот пусть берет в руки лопаты, грабли, рукоятки от жерновов и ими бьет и гонит врага. Вместе мы одолеем слона, вместе мы непобедимы!»
Когда радист отключил связь, вождь коммунистов привычным жестом вытер пот со лба. Он был доволен собой, чувствуя, что нашел верные слова, способные побороть инерцию масс. Все, что нужно, чтобы привести массы в движение, – это задать им верное направление, подтолкнуть их, с тем чтобы их лавинообразный ход смял твоего противника и не затронул тебя самого.
4Стриж ждал Кузнеца в одном из темных переулков на окраине Ханоя, сидя на корточках напротив тускло освещенного товарного магазина. Сердце часто стучало и сжималось от дурных предчувствий. Лишь когда запряженная волами тяжелая повозка показалась из-за поворота, он выдохнул с облегчением. В сумерках отчетливо вырисовывалась знакомая могучая фигура Кузнеца, правившего волами. Стриж начал жестами командовать, указывая тому дорожку в служебный двор магазина, и Кузнец, соскочив с повозки и схватив обоих волов за кольца, продетые в их носы, потащил повозку во двор. После того как повозка окончательно встала, из-под мешков выбрался вооруженный наганом Шланг, и друзья начали разгружать телегу. Когда мешки уже стояли в рядок на земле, Стриж аккуратно потянул за тесьму, которой был обвязан один из мешков. Как он и ожидал, вместо риса мешок был забит мельчайшей белой мукой.
– Первоклассный диолактон, – шепотом выдохнул он. Кузнец и Шланг довольно кивнули.
Стриж дважды ухнул совой, и из соседнего двора за стеной тотчас же послышался рокот заведенного мотора. Спустя пару минут Хайфонец уже задним ходом въезжал во двор на грузовике с номерами французского госучреждения, угнанном этим утром. Погрузка заняла не более десяти минут.
