Акеми шарахается, словно в неё плеснули кипятком, и несётся наверх, не глядя под ноги. Натыкается на одного из десяти бойцов Рене, останавливается отдышаться — и слышит нежное звяканье колокольчика. Она успевает только резко вздохнуть, и широкая ладонь зажимает ей рот.
— Ты что? — шипит на неё часовой. — Одурела?
Девушка молчит, стараясь унять дрожь, невольно вслушивается в тишину. Её отпускают и уточняют на всякий случай:
— Чего неслась-то?
— Колокольчик… — шепчет Акеми.
— Я стрелу уронил, — ворчит боец и шарит по полу. Поднимает арбалетный болт, демонстрирует девушке: — Нашёл.
На подкашивающихся ногах Акеми добирается до комнатушки под крышей, где запирается дверь и в окне чудом уцелело стекло. За порогом комнаты опускается на колени и прячет лицо в ладонях.
— Кей-тян… Ото-сан… — шёпотом зовёт она.
Шорох в углу заставляет вздрогнуть. Она оборачивается, одёргивает короткое платье, натягивая его на колени. Облегчённо выдыхает: закутанный в одеяло, у противоположной стены спит Жиль. Акеми бесшумно подходит, садится рядом, всматривается ему в лицо. От влажных волос Жиля пахнет гарью. За сомкнутыми веками беспокойно мечется взгляд, подрагивают сжимающие край одеяла пальцы с ободранными в кровь костяшками. Акеми склоняется и осторожно касается лба парнишки губами. Нет, не горячий. Просто видит что-то тревожное. Даже во сне бедолага не может расслабиться.
Со вчерашнего дня им так и не удалось поговорить. Рене отдал его в подчинение Тибо, Жиль разозлился и заявил, что никому здесь подчиняться не собирается. А когда Рене попытался дать ему затрещину, мальчишка легко отклонился в сторону и неуловимой подсечкой сбил Клермона на землю. Акеми хотелось наорать на обоих, но наорала она на Жиля.
— Ты, дурень, выбирай, — мрачно сказал ему Рене, когда Акеми утихла. — Или ты с нами, или ты лишний.
— Чего ж н-не прирезал сразу? — прошипел Жиль, сверля Клермона злым взглядом.
— Мамка твоя попросила! — взорвался Рене. — Тибо! Забери пацана к чёрту!
Акеми злилась всю ночь. Прежде всего на себя. Человек, который сам не знает, чего хочет, ничего не стоит. Это как серая гладь берега у реки: то ли камень, то ли нанос влажного ила. И не наступишь же, подведёт. Девушка забилась в тёмный отнорок и не откликнулась, когда Рене позвал её. Так и просидела до утра, мучаясь поиском ответа на вопрос: правильно ли вообще то, что она делает?
Рене вернулся рано утром, довольный, возбуждённый. Сонная Акеми вылезла из своего угла, услышав голос Шамана, и обняла — так просто, в присутствии полусотни его бойцов.
— Прости, — сказала она негромко. — Я исправлюсь, Рене. Я хочу быть тебе полезной.
Он улыбнулся кивнул, люди одобрительно загомонили, кто-то присвистнул. Акеми уткнулась в пахнущий пылью жилет Рене и решила, что сделала верный выбор. Ей стало спокойно. Ровно до момента возвращения Тибо с уцелевшими бойцами его десятки.
— Где Жиль? Мальчик со шрамами на лице, вы его привели назад? — подбегала Акеми то к одному усталому бойцу, то к другому.
Грязные, мокрые люди отмахивались от неё. Негромко обсуждали минувшую бойню. Как догнали кортеж Советника, как Флёр ловко разделала гниду Робера. И как потом люди горели, словно бумага. Тибо сидел посреди подземного ангара, уставившись в одну точку. Наконец кто-то всё же ответил Акеми:
— Не было его с нами. Удрал, как только прибыли на место.
Акеми ждала, что он сам её найдёт. А он всё это время спал.
Девушка кивает своим мыслям, по губам пробегает тень улыбки. Акеми рассматривает лицо Жиля в рассеянном свете, пробивающемся сквозь жалюзи, и думает, что совсем не знает этого мальчишку.
Вот он, перед ней, как на ладони. Последние два года — постоянно рядом. Ходит за Акеми-сэмпай хвостом. А она не знает даже, откуда у него шрамы. Ей никогда не было интересно, где он проводит ночи, что ест, с кем водится и кто меняет ему воздушный фильтр. Она не заметила, как он вырос за эти два года, из тощего грязного мальчонки превратившись в юношу. Просто слишком привыкла, что у неё есть живая тень — сирота Жиль Боннэ. И он заботится о ней куда больше, чем она о нём. И терпеливо сносит все её язвительные речи, которых он в большинстве случаев и не заслужил вовсе…
— Спи уже, — бормочет Жиль, не открывая глаз. И улыбается.
— Сам спи, притвора! — вскидывается Акеми.
Она расшнуровывает и сбрасывает с ног тяжёлые высокие ботинки, растягивается на одеяле, положенном на голый пол, и почти мгновенно засыпает.
Будит её Рене. Запечатывает губы поцелуем, одной рукой подминает Акеми под себя, другая рука ныряет под платье, мнёт тонкую ткань трусиков.
— Тихо-тихо, — горячо шепчет он. — У нас мало времени.
Девушка помогает ему с пряжкой ремня, расстёгивает жилет, приникает щекой к груди, оставляет языком влажную дорожку на коже. Рене сдёргивает с неё бельё к щиколоткам, и секунду спустя её захватывает острое, горячее цунами. Он двигается резко и сильно, Акеми стонет от боли и удовольствия, дышит прерывисто, впуская его всё глубже. Рене переворачивается на спину, вскидывает Акеми на себя, стаскивает с неё платье. Жадные пальцы теребят напряжённые, наливающиеся цветом соски, Акеми откидывается назад, урча и постанывая, словно злая кошка… замирает, и охнув, прикрывает грудь ладонями.
— Нет-нет, — почти умоляет она. — Рене, дай платье, прошу, не…
— Да что с тобой?
— Жиль, — выдыхает Акеми. — Мы не…
— За дверью твой Жиль, успокойся, — раздражённо отвечает Рене. — Я очень вежливо попросил его посторожить. Давай-ка, малышка моя горячая, повернись…
Несколько минут спустя они выходят из комнаты. Жиль действительно сидит у стены и провожает растрёпанную Акеми пристальным взглядом. Девушка несёт свёрнутые одеяла и старательно делает вид, что ничего, кроме них, её не интересует. Рене, застёгивая на ходу жилет, подмигивает мальчишке:
— Спасибо, дружок. Акеми, знамя моё, спускайся вниз, мужикам общий сбор. Передай Брюно: двигаем под городом в сектор восемь. А ты иди со мной, поможешь.
— Сам сп-правишься, — огрызается Жиль и спешит за Акеми.
Смех Рене, отражённый от стен мёртвого здания, больно бьёт в спину обоим.
Когда в подвале затихают шаги Рене Клермона, нижние этажи здания резко ощетиниваются сияющими нежно-голубыми иглами. Лёд
