– Не может быть… Но как?! Как?! – пленник обернулся к полковнику, бледный, с перекошенным от страдания лицом.
– О, ничего сложного, – самодовольно протянул Рябушев. – Увидел, наконец. Эти люди совали нос не в свои дела. Три года назад мы поймали пару таких, особо любопытных, в районе улицы Колпакова и доставили в бункер на допрос. Потом хотели расстрелять, но нам в голову пришла идея получше. Зачем убивать рабочую силу? У нас как раз намечалось довольно непростое мероприятие по расчистке нескольких километров туннеля, ведущего к теплоцентрали, и мы решили привлечь пленников. Знаешь, это очень облегчило задачу. За несколько лет мы поймали около сотни таких вот неудавшихся разведчиков из двух мытищинских убежищ, КБ АТО и ТЭЦ, еще с полсотни нам добровольно предоставил Рыбаков. Не думай плохо об Олеге, он не предвидел, что его подопечные будут жить в таких условиях. Несомненно, весь процесс был растянут во времени на несколько лет, больше сорока человек здесь не было никогда, но одни умирали, а на смену им мои ребята ловили новых. Это сейчас у нас просто столпотворение. Когда три бункера слились в один, нам пришлось провести сортировку. Согласные подчиняться, в основном жители «Метровагонмаша», подготовленные Рыбаковым, оказались наверху. Лояльные к режиму, принявшие нашу систему координат, самые верные остались в числе свободных. Тех, кто пытался сопротивляться, но осознал свою ошибку, перевели на третий этаж. Упорствующие и бунтовщики попали сюда и в лабораторию, им придется поработать на благо выживания, пусть даже в таких условиях. Сейчас здесь около семидесяти человек. Пять отрядов «старослужащих», они тут уже давно. И два отряда новичков, в числе которых и твой Сергей. Они еще не до конца осознали свое положение, надеются на что-то, пытаются остаться людьми. Но мои надсмотрщики – мастера своего дела, успели научиться отличным методам обеспечения дисциплины и подчинения. Пока заключенных было мало, человек десять, мы справлялись своими силами. В конце концов, они могли работать под дулом автомата, людей для их контроля хватало. Но когда их стало больше полусотни, стихийно возникший бунт угрожал смести надсмотрщиков. Пришлось строить систему, практически такую же, как в концлагерях фашистской Германии во время второй мировой. И надо сказать, она оказалась крайне эффективной. Здесь уже не люди – так, биомасса, рабочая сила. Впрочем, в отличие от эсэсовцев, мы были ограничены в человеческом ресурсе, поэтому массовые расстрелы все же не практиковали и старались оказать медицинскую помощь тем, кто стоял на грани жизни и смерти. Кстати, показательных казней почти не потребовалось, хватило десятка человек, забитых насмерть у всех на глазах, и жертв Доктора Менгеле. И вот, как видишь, уже несколько лет в моем убежище существует рабство в классическом его смысле.
Рябушев говорил спокойно, но чувствовалось, что он сияет от гордости, показывая пленнику то, что он строил годами. Мужчине, казалось, доставляло истинное удовольствие смотреть, как тот бледнеет от негодования и страха. Для Андрея это было лучшим признанием действенности его методов, от осознания собственной значимости было приятно.
Женя смотрел, как по команде люди группами расходятся по своим делам. Рабы. Номера. Биомасса. Страшные слова, казалось, отпечатывались в сознании раскаленным клеймом. Это все неправда. Так не может быть. Бред, ложь, кошмарный сон. Парень ущипнул себя за руку, надеясь проснуться, но продолжал видеть то, что желал забыть.
Он обернулся, посмотрел в глаза полковнику. Равнодушные, серые, как сталь. Лицо практически без эмоций. Идеально чистый китель, неприлично опрятный на фоне грязи и страданий. Будто сам дьявол явился навестить грешников в преисподней. Пленник сделал полшага вперед. Взгляд застилал слепой, безотчетный гнев, внутри пожаром разгоралась ненависть, выжигая душу, сердце колотилось, как безумное, кулаки сжимались сами собой.
Евгений бросился на своего мучителя. Рябушев, не ожидавший нападения, упал на землю, и юноша начал душить его цепью наручников. В глазах Андрея на мгновение мелькнул страх, он захрипел, пытаясь вдохнуть, но Женя озверело ударил его головой об пол с неизвестно откуда взявшейся силой. Прошло несколько секунд, прежде чем опомнившиеся часовые оттащили его от мужчины. Парень вырывался, не замечая боли от ударов, не слышал ничего вокруг. В ушах звенел его собственный крик, полный бесконечного отчаянья и ярости. Он будто ослеп, перед глазами все было черно.
В предплечье впилась иголка шприца. Пленник по инерции дернулся еще несколько раз и затих. Эмоции отступили, выплеснувшись до дна, внутри были тишина и пустота. И от этого спокойствия становилось радостно и легко. Ему казалось, он может сейчас полететь, настолько невесомым было тело. Женя с облегчением вздохнул и тотчас провалился в сон.
* * *Марина спустилась в бункер, отряхивая с волос влажный снег. К ней подскочил часовой, торопливо заговорил:
– Вас срочно вызывает начальник! Это приказ, не терпит отлагательств. Поспешите.
Алексеева скинула куртку на пол и бегом бросилась по коридору. Тон дежурного ей очень не понравился.
Женщина влетела в кабинет. Рябушев полулежал в кресле, над ним хлопотала медсестра.
– Что случилось?
– Сядь, – прохрипел Андрей Сергеевич.
Медик исчезла за дверью, и Марина увидела на шее полковника багровый след. Мужчина с усилием поднялся, подошел к столу. На затылке у него была до крови содрана кожа, как будто его возили головой по полу. Рябушев залпом осушил стакан коньяка и снова вернулся за стол.
– Что произошло? – вновь спросила Алексеева. Ей стало очень тревожно.
– Твой щенок пытался меня задушить. Набросился, еле оттащили. Я тебя предупреждал, что с ним станет, если он позволит себе хотя бы еще одну выходку? – зло бросил полковник.
– Что с Женей? – побелевшими от страха губами выговорила женщина. Ее замутило от нехорошего предчувствия.
– Он в камере, я ввел ему транквилизатор, который разрабатывает Гена. Тебя совсем не волнует, что мерзавец пытался меня убить?
– Разреши мне пойти к нему, – попросила Марина, поднимаясь со стула, не слыша слов.
– Ты не поняла, кажется, твой подопечный совершил преступление! – повысил голос Рябушев.
– Позволь. Мне. Идти, – упрямо повторила Алексеева, будто не замечая покрасневшего от ярости лица мужчины.
– Иди. Я вызову тебя через час, поговорим, – отпустил ее Андрей.
Женщина выскочила из кабинета и помчалась по коридору. Ей казалось, земля уходит у нее из-под ног, а воздух на этаже становится густым и липким, как кисель. Марина вбежала в камеру и замерла у порога.
Женя сидел на кровати, пустыми глазами уставившись в стену. На его лице блуждала безумная улыбка, парень языком слизывал кровь, сочившуюся из разбитой губы, из уголка рта свисала ниточка слюны. Пленник
