– Он предал нас. Продался военным. Предателей надо расстреливать, – Егор не смотрел на сына.
– Без суда и следствия? У нас чрезвычайное положение? Как ты людям это объяснишь? Себе ты как объяснишь? – у юноши не было сил кричать. Его душило ощущение страшной потери, но и оно меркло перед необъяснимым дурным предчувствием. То ли еще будет…
– Надо будет – введем! Ребенка им оставить, дневник прочитать! На кой черт вы с Колей это все затеяли? Это не Света, это вы наше болотце замутили! Не сиделось вам спокойно, не жилось! Ты дров наломал, ты и разгребать будешь! – зло бросил Коровин.
– Мы вернули дневник в твой сейф. Славу подставили. И его смерть – на твоей совести, – устало повторил парень.
– Он последним видел дневник. Он ходил к военным, в его рюкзаке нашли патроны того образца, которыми расплачиваются вояки. Что мне прикажешь думать? Мальцев – предатель.
– Думай, что хочешь, но ты не судья. Ты – убийца, – Женя сделал шаг к двери.
– Уходи! – крикнул отец, теряя самообладание.
– Есть, – по-военному коротко ответил сын.
Через три часа выходили на поверхность.
* * *Декабрь 2033
Марина присела на кровати, сжала голову руками.
– Тебе хуже? – тихо спросил Женя.
Как-то незаметно они успели перейти на «ты». В полумраке и тишине разговоры спасали, не давали сойти с ума в молчании.
Мальчишка-смертник и женщина-мутант, заключенные в одной клетке на забаву полковнику. Как гладиаторы на арене. Будет ли шанс?
«Будет ли у меня шанс? – думал юноша, внутренне сжимаясь от ужаса. – Я не хочу так. Не хочу умирать!»
Парень коснулся плеча женщины. Марина дернулась, оттолкнула его.
– Отойди! – выговорила она.
Глаза ее подернулись знакомой мутной пленкой, и в них проступало чужое, звериное, рвалось наружу, гонимое голодом.
– Ты – человек!
Говорить. Напоминать. Не дать забыть. Че-ло-век! Призрачная надежда, шанс на спасение – не дать Марине сорваться, не дать звериному альтер эго вылезти на свободу.
– Уйди, – сквозь зубы выговорила женщина.
Она скатилась с кровати и отползла в угол. Села там, обхватив руками колени. Неровный свет керосинки обрисовывал ее вздрагивающий силуэт.
– Марина, говори со мной! Говори! – крикнул Женя, бросаясь к ней.
Он схватил ее за руки, заставил смотреть себе в глаза. Лицо мутанта все быстрее теряло человеческие черты, женщина скалилась, облизывая сухие губы. Ее можно было принять за пьяницу, тянущегося за бутылкой, за наркомана, в ломке готового убить за дозу.
– Говори со мной! – юноша ударил ее ладонью, раз, другой.
Пощечины привели Марину в чувство, взгляд прояснился. Она осмысленно посмотрела на парня.
– Прости меня, – выговорила она, пряча лицо в ладонях.
– Рассказывай мне что-нибудь, не молчи!
– Нельзя, – чуть слышно прошептала она. – Если заговорю, ты не сможешь сопротивляться. Женя, если я брошусь, убей меня. Я – чудовище. Не хочу. Не хочу…
– Пока ты говоришь, ты – человек! Не смей молчать! – голос парня предательски дал петуха.
– Нельзя! Женя, я – чудовище! – в полный голос сказала Марина.
Страшное, нисходящее глиссандо. Сверху – вниз. Сверху – вниз. Мысли в голове слипаются, залитые вязким клеем. Нет сил сопротивляться ужасу, он поселяется внизу живота, ледяным кинжалом вонзается в лишенные сил руки. Только бы этот голос замолчал. Сверху – вниз. Кажется, что мозг стекает в ступни, делая их чугунными. Сверху – вниз. Некуда бежать…
Женя побелел и оперся на стену. Слипшиеся от пота волосы падали на глаза, тревожили незаживший шрам, но у парня не было сил даже поднять руку.
Марина сжала его запястье холодными цепкими пальцами. Прикосновение отрезвило, острый лед во внутренностях начал таять.
– Господи, мне страшно! – атеист Женя готов был молиться любым силам, лишь бы только ему позволили выйти отсюда. Прямо сейчас. Сейчас…
Спасительная дверь скрипнула, и парню на секунду почудилось, что бог услышал его слова.
В камеру вошел полковник, как всегда аккуратный, в своем неизменном выглаженном кителе. Марина затравленно взглянула на него из угла, цепляясь за руку Жени. Андрей Сергеевич смотрел на них с любопытством, так маленький ребенок смотрит в зоопарке на опасную змею за стеклом, со смесью страха и восхищения.
– Я смотрю, веселье только начинается, – усмехнулся полковник без приветствия. – Марина, как вы себя чувствуете?
– Рябушев, вы – урод! – выговорила женщина. Ее трясло в ознобе.
– Ошибаетесь. Урод – это вы. Мутант. Чудовище, как вы правильно заметили. Сомневаюсь, что вы можете себя контролировать.
– Я – человек! – Алексеева кусала губы. Полковник внимательно смотрел на нее.
– А вот этого делать не стоит. Укусите себя до крови – сорветесь, – посоветовал он.
– Не сорвусь, – упрямо повторила Марина.
Рябушев подошел к Жене. Парень молчал, умоляюще глядя на него снизу вверх. Сейчас, казалось, он готов был выдать любые тайны, пойти на любые сделки, только бы спастись…
Мужчина ткнул его носком идеально вычищенного сапога, скривился с отвращением.
– Посмотрите на него. Ему страшно. Ему очень страшно. А вы к нему привязались, не так ли? Еще бы, хоть вы и были зверем, этот мальчишка круглыми сутками находился возле вас, пока шел эксперимент. Едва ли вы забудете это. И мне будет очень любопытно посмотреть, насколько тварь доминирует над человеком в вашем сознании, Марина. Хотя я почти на сто процентов уверен, что утром обнаружу кровь и кишки, раскиданные по стенам. Вы его растерзаете, сорветесь. Стоит вам на мгновение забыться, монстр возьмет верх, потому что вы голодны. За пять суток вы съели только тот жалкий кусок мяса в моем кабинете. Как вы думаете, надолго вас хватит?
Полковник смотрел на нее в упор, а ей хотелось броситься на него и разорвать. Лучше его, чем мальчика. Впиться зубами в пульсирующую на шее жилку. Терзать и рвать на куски теплую плоть. Нет. Нет. Не сметь об этом думать! Нельзя!
Марина уткнулась лбом в колени, покачиваясь, уговаривая саму себя, отдавая команды подсознанию, как цепному псу. «Нельзя. Нет. Не думать об этом. Человек. Человек», – мысленно кричала она самой себе. Наконец женщина подняла голову. Рябушев молчал, по-прежнему глядя на нее.
– Заберите парня, – попросила Алексеева.
– С чего бы вдруг? – в притворном удивлении вскинул брови Андрей Сергеевич.
– Заберите его, и я признаю, что вы правы. Я – тварь, мутант. Я готова его растерзать. Пожалуйста, не доводите до такого, – в голосе женщины послышались плохо сдерживаемые слезы.
Марина удивилась самой себе. Она не плакала, когда выстрелила в своего любимого человека, не плакала, когда дети, ее любимые дети мутировали в страшных тварей, не плакала, уходя из бункера, который двадцать лет был ей домом, оставляя его темным, пустым и залитым кровью. Но сейчас ей хотелось зарыдать.
– Вы неубедительны, Марина. Этот парень приговорен к казни. Какая вам разница, как она свершится? – бесстрастно заметил Рябушев, отряхивая с рукава невидимую пылинку.
Женя всхлипнул, скорчившись на полу. Силы его покинули. Марина с жалостью взглянула на него, потом подняла глаза на полковника. Контраст этих двоих вызывал в голове болезненный диссонанс. Андрей
