В общем, мы договорились, что к следующим выходным она за мной заедет, мы проведаем родителей на даче, и я ей все расскажу. Она настаивала на немедленной встрече, чтобы я объяснился, но здесь я уперся. Эта неделя нужна была мне в полной изоляции, чтобы довести до ума все задуманное и максимально подготовиться.
Отрывался только на регулярные звонки Славе и Веронике, чтобы скорее морально, чем делами поддержать их – ребята крайне зашивались в бурно растущем бизнесе, и мне все же пришлось подключиться разок, заехав в офис, чтобы отработать длиннющий список безработных и дать несколько наводок Кеше Димидко по новым сотрудникам и потенциальным подрядчикам.
Генка Хороводов тем временем уже обзавелся двумя дизайнерами-помощниками и назывался не иначе как арт-директор, а Гриша с Мариной возглавили отделы – по разным направлениям. То была уже инициатива Кеши.
Марк Яковлевич совсем оживился, скинул десяток лет и принимал самое деятельное участие во всех делах. Бухгалтерский отдел Розы Львовны тоже разрастался: компания едва поспевала за ростом доходов и объемом договоров, особенно после того, как слухи, запущенные Панченко, окончательно схлынули. И вроде бы не было меня недолго, но столько изменений в офисе, что голова кругом.
Напоследок я изучил всех сотрудников, покрутил вероятности, оценил связи и дал жесткие рекомендации по парочке хороших спецов, которые в будущем могут создать нам проблемы. Димидко с Резниковой попробовали было поспорить, а речь шла именно об их подопечных, но командная аура сделала свое дело. Моему мнению они привыкли доверять.
Неделя после Испытания пролетела как один миг. Я почти не спал, снимая с себя усталость и восстанавливая дух «Регенерацией» (Илинди была права), но все успел. Почти все.
В моем плане осталось самое главное, но я не сомневался, что Кира согласится. Система в этих делах не ошибается.
Сейчас мы с ней на даче у родителей. Папа, мама и племянник после сытного обеда, состоявшего, помимо разных салатов, из наваристых щей и тушеной с мясом капусты, легли прикорнуть, а мы с сестрой уединились в гамаках на участке.
Сестра тащит из сумочки вейп и затягивается, а заметив мой недоуменный взгляд, поясняет:
– Да не смотри ты так! С моей работой хочешь не хочешь – закуришь. Решила хоть так, вреда меньше.
– Да я без претензий, просто как-то неожиданно, сестренка. Ты же всегда была для меня примером.
– А может, мне надоело быть примером? Ты понимаешь, как непросто быть старшей сестрой? Мне мама каждый день звонит, спрашивает, как ты – все еще думает, что ты под моей опекой. – Она грустно улыбается. – Ладно, рассказывай, что у тебя там. Откуда дровишки, и как скоро за мной придут из Интерпола?
– Помнишь тот майский день, когда от меня ушла Яна?
– Помню, конечно, – она кивает и выдыхает густое облако пара.
Пахнет какой-то сладкой выпечкой, и этот теплый аромат, замешиваясь с запахами последнего дня лета, создает удивительное настроение. Я дышу полной грудью, запоминая это мгновение. Пахнет яблоками, цветами, пылью проселочной дороги и хвоей сосны, под которой мы с Кирой расположились.
– Ты заметила, что с того дня я изменился?
– Еще бы, Филя! – восклицает сестра и закашливается, слишком глубоко затянувшись. – Так ты из-за нее?
– Конечно, есть в этом и ее скажем так заслуга. Но началось все чуть раньше. Я расскажу тебе всё, потому что только когда ты безоговорочно мне поверишь, я смогу перейти к главному. Но сначала: легкая демонстрация для убедительности. Смотри на меня.
Кира замирает и роняет вейп, едва не опрокинувшись из гамака, когда я исчезаю.
– Твою мать! – восклицает она так громко, что за изгородью разражается лаем соседская собака. – Фил, ты так не шути, у меня сердце слабое! Ты где?
– Прямо перед тобой. Сейчас не пугайся, я до тебя дотронусь, – касаюсь её гладкой щеки и легко провожу по ней пальцами.
Кира вздрагивает, но не отстраняется. Она кладет ладонь мне на руку и изумленно матерится.
– Сейчас я снова стану видимым. Готова? Смотри прямо перед собой.
Я выхожу из «Скрытности и исчезновения» и не могу сдержать смех: её вытянутое лицо и выпученные глаза, которые она пытается протереть, – редкое зрелище. Обычно она держит себя в руках… если не орет на меня.
– Что за фокусы, братишка? – оправившись от удивления, она снова затягивается паром. – Что за хрень? Ты, мать его, фокусник? Иллюзионист? Ахалай-махалай? Амаяк Акопян?
Когда сестра нервничает, её пробивает на словесный поток. Но слушать и дальше её версии произошедшего времени нет, и я перебиваю:
– Угомонись. Смотри дальше. Сейчас я отойду на несколько шагов, а ты изо всех сил бросишь в меня своим вейпом.
– Э… зачем? – недоумевает Кира. – Он вообще-то денег стоит!
– Затем. Не переживай, ничего плохого с ним не случится. Когда скажу, кидай, только сильно!
Я отхожу на десять шагов, поднимаю руку:
– Кидай на счет «три»! Раз, два, три!
Одновременно она швыряет в меня свой увесистый вейп, а я активирую «Спринт». Время замедляется, и я вижу, что сестра промахнулась, и вейп летит куда-то в сторону. Догоняю его, перехватываю в полете, бегу к сестре, кладу вейп ей под ноги и возвращаюсь на место, где стоял. Деактивирую «Спринт».
Кира сидит и хлопает глазами.
– И что это было? Ты как-то размазался и… А где моя чертова сигарета, Филя?
– Посмотри вниз…
Её челюсть отвисает, когда она видит вейп у себя под ногами. Она берет его в руки, крутит, разглядывая и ища подвох, не находит, машинально затягивается и, склонив голову, о чем-то думает. Хотя понятно, о чем.
– Еще фокусы будут? – помолчав, спрашивает Кира.
– Да, могу показать. Сыграем в «вопрос-ответ»?
– О, вопросов к тебе у меня много накопилось! – удовлетворенно восклицает сестра. – Откуда, черт возьми, взялись все эти миллионы баксов на моем счету? Что ты…
– Стоп! – мне снова приходится её перебить. – Наоборот. Я задаю – ты мне отвечаешь, а я тебе говорю, правду ты сказала или нет. Договорились? Только ты