Со стороны Гречкина слышится какой-то шорох – он пришел в себя. Мы синхронно поворачиваем головы в его сторону. От Викиного взгляда сквозит испепеляющей ненавистью, да и мой далек от благодушия.
Чиновник начинает что-то мычать и, дергаясь, падает с дивана.
– Очнулся, падаль… Посиди здесь, – прошу я Вику, а сам иду к нему.
Беру нож и провожу острием по его груди:
– Дернешься, воткну в глаз. Кивни, если понял.
Гречкин кивает, как болванчик. Индикатор страха заливается полностью – погань боится. Правильно боится. Срываю с его рта скотч, и он как-то по-бабски взвизгивает – вместе с лентой сдирается щетина.
– Я ничего не вижу… – ноет он.
– И не увидишь. Сниму скотч с глаз, если будешь отвечать на вопросы честно.
К нам подходит Вика.
– Родная, подкинь дров в камин. Побольше, – прошу я ее. – Холодает.
– Филипп, простите, мы просто шутили, – тараторит Гречкин. – Хотели припугнуть вас, но никто бы не пострадал!
Тошнотворная тухлятина. Интересно, можно ли сменить в настройках интерфейса ощущения от лжи?
– Так я потому и беседую с вами, господин хороший! Верю, что в вас еще есть что-то светлое. Но сейчас вы солгали. Поймаю на лжи еще, получите прямой билет на тот свет, к своим друзьям Дим Димычу, Лучку и Шипе. Я понятно изъясняюсь?
Вика достает из сумочки пистолет и тычет им в лицо Гречкину, моментально покрывшемуся испариной.
– Я… буду говорить правду.
– Очень на это надеюсь. Итак, кто вы?
– Э… Гречкин Валерий Владимирович, тысяча девятьсот семьдесят первого года рождения, родился в Приморско-Ахтарске в семье товароведа. Отца не знаю и почти не помню, он ушел от мамы, когда я был совсем маленький…
«От мамы» прозвучало неестественно трогательно. Даже у этой падали была мама.
– Окончил Кубанский государственный институт культуры… – продолжает он.
– Короче, не тяни время. Кем работаешь?
– Заместителем председателя комитета по культуре города.
– Как пробился на эту должность?
– Послушайте, я очень много сделал! Мои заслуги были замечены…
– Все, Вика, кончай его, – подмигивая Вике, обрываю чиновника. – Врет, как Троцкий!
– Стойте! Стойте! Я был помощником Эдуарда Константиновича! Когда его перевели в мэрию, я пошел с ним.
– В чем заключаются твои обязанности?
– Проведение государственной политики и осуществление государственного управления в сфере культуры и искусства, – чеканит деятель культуры и искусства.
– Это формально. А на самом деле? Твой этот Эдуард Константинович – он что, тоже по… э… мальчикам?
– Что вы себе позволя… А-а-а!!! – вопит Гречкин от боли.
– Это просто царапина – последнее предупреждение, – я подношу нож и провожу тупым краем по его горлу. – Чувствуешь?
– Да! Да! – бьется в истерике чиновник. – У Эдуарда Константиновича специфические вкусы!
– А у тебя?
– Да! Довольны? Вы это хотели услышать? Все равно вам никто не поверит, гады! Пожалуйста, пожалуйста! Я категорически не переношу боль! – его рот искривляется, а сам Гречкин рыдает.
– Сколько?
– Чего… Сколько чего?
– Детей здесь бывало? Не торопись с ответом, Гречкин. Еще одна ложь станет для тебя последней.
Он морщит лоб, что-то считает, загибая пальцы…
– Не могу сказать точно. Шесть… может, восемь… Да они все равно никому не были нужны! Или беспризорники, или родители – алкаши! Да кто бы из них вырос? Преступники! Воры! Грабители! Да они…
– Где они?
– Не знаю! Честно! – он пытается встать на колени и стучит лбом о пол. – Я! Не! Знаю! Этим Шипа с Лучком занимались! Клянусь вам! Клянусь всем, что у меня есть!
Он не врет. Я чувствую запах апельсинов, но с легким привкусом аммиака.
Чиновник рыдает, вздрагивая плечами.
– Кто такие Шипа с Лучком?
– Хорошие ребята… Послушные… Исполнительные. Дим Димыч взял их на наркоте, но дело не стал заводить. За дозу делали все, что я им говорил.
– Так Дим Димыч тоже у вас любитель?
– Он больше по девочкам… Мы с ним вместе по одной теме работали, давно это было. Подружились… Хороший человек! Был… С пониманием относился…
– Прекрасный был человек, чего уж там. А того мальчика… Борю… Ты сюда вез?
– Да…
– Ты же говорил, только беспризорников привозили?
Неожиданно его голос крепнет, и он уверенно, даже зло, произносит:
– А нечего так безответственно к своим детям относиться! Тоже мне, мать!
– Тетка…
– А мне плевать! Если мать или там тетка не в состоянии уследить за своим дитем, то это только ее проблемы!
– Что с Миленой?
Вика поднимает бровь.
– Это тетка того мальчика, которой я помогал найти Борю, когда этот его увез, – шепчу ей на ухо. – Потом расскажу.
– Ничего! – восклицает чиновник. – Ровным счетом ничего! Выяснили твой адрес и отпустили. На кой она нам?..
Я продолжаю расспрашивать Гречкина о том, кто еще в курсе, что здесь происходит, знает обо мне и что они успели предпринять в отношении Киры и родителей. Пока Гречкин успокаивает меня, убеждая, что с ними все нормально, просто потому, что еще не дошли руки, я с упоением вдыхаю запах апельсинов. Не врет.
– Фил, я закурю, – говорит Вика, вытаскивая сигару из коробки чиновника. – Не могу успокоиться! Как представлю, что они могли сделать с моей Ксюшей…
– Так у вас есть дочь… – заинтересованно тянет чиновник, но осекается, поняв, что ляпнул что-то не то.
Он оправдывается, говоря, что поинтересовался из любопытства, но запах и вкус тухлятины ничем не перебить.
– Прикури мне тоже, – прошу я Вику.
Она выполняет мою просьбу, я тянусь за сигарой, затягиваюсь, перебивая гадостный привкус во рту, кашляю, выдыхаю… В клубах дыма возникает из ниоткуда системное окно.
Внимание! Системный квест!
Свершить правосудие!
Ликвидируйте Гречкина Валерия Владимировича, убийцу, насильника, педофила, коррупционера.
Гречкину Валерию Владимировичу присваивается отрицательный уровень социальной значимости.
Особь признается особо опасной и чужеродной для Сообщества локального сегмента Галактики (планета Земля).
Носителю присваивается статус «Фагоцит», позволяющий избежать наказания локальных органов правосудия после акта возмездия.
Память о сопутствующих событиях причастных свидетелей правосудия будет избирательно зачищена.
Награды:
• 10000 очков опыта.
• 10 очков репутации с Сообществом разумных видов (текущее значение: Равнодушие 0/30).
Штрафы:
• -30000 очков опыта.
• Перманентная блокировка системного навыка «Героизм».
• Дебаф «Дезертир».
Перечитываю сообщение несколько раз. Системный квест – определенно что-то новое в моей жизни с интерфейсом. Рефлексии откладываю на дальние задворки сознания и переключаюсь на педофила:
– В доме или на территории есть еще кто-нибудь?
– Нет, больше никого. И рядом тоже, специально подбирали такое место. Можете развязать меня? Мне больно! Пожалуйста, я вас очень прошу!
– Ответишь на последние вопросы, может быть, сниму. Но отвечай прямо, не юли. Насиловал детей?
– Нет… – звучит тухло, и мне приходится напомнить о себе прикосновением лезвия ножа к его коже. – Да.
– Лично убивал кого-то из них?
Гречкин мнется…
– Спрошу иначе. Как ты их убивал?
– Один шкет… Он задохнулся… Я не специально! Еще была девочка… Она тоже сама умерла! Истекла…
Глохну от звука выстрела под ухом. Пуля в плечо опрокидывает чиновника на спину. Словно сквозь вату в ушах слышу, как Вика, отбросив пистолет, бормочет проклятия:
– Гад, гад, гад! Ненавижу!
– Е-мое, Вик, что ты наделала…
Гречкин корчится на полу, но издыхать не торопится. Ранение не смертельное, и его запас жизненных сил все еще велик. Дебаф кровотечения тикает,
