От быстрого течения у Леру закружилась голова. Он беспомощно балансировал руками и, чтобы не упасть, ухватился за плечо шедшего впереди рулевого.
— Не смотри на воду, — сказал тот.
Леру перевел взгляд от бешено несшегося потока на остров, ц головокружение сразу прекратилось.
Он с трудом передвигал ноги. Вода доходила ему до колен. При каждом шаге Леру испытывал мучительную боль в ступнях ног. Только шагах в десяти от берега он облегченно вздохнул, ступая по ровному песчаному склону.
Из небольшой промоины, отлого поднимавшейся на остров, несколько человек с любопытством смотрели на прибывших. Теперь Леру увидел, что они были такие же, как и он, европейцы.
— Вы-то чего повылезли! — грубо закричал на них рулевой. — Марш по своим местам! Да пошлите сюда Дюрана! — крикнул он вдогонку уходившим людям.
Баркас уже был на берегу. Возле него на земле расположились шестеро гребцов. Некоторые свертывали папироски, другие лежали на песке, закинув бронзовые руки за голову.
— Через час мы поедем обратно, ребята. Я скоро управлюсь, — сказал им рулевой. — Пойдем! — обратился он к Леру.
Оба направились к тропинке, терявшейся в гуще пальмовой рощи.
— Здорово, Торшон! Я тебя не ждал сегодня, дружище! — пожимая руку рулевому, встретил его приземистый широкоплечий человек с коротко остриженной круглой головой. Она казалась посаженной без шеи на его тучное тело.
Глядя на красное лицо этого человека, на котором выделялись две черные точки маленьких глазок и торчали из-под расплывшегося носа черные щетинистые усы, Леру невольно улыбнулся. «Ну совсем апельсин на стакане!» — подумал он. На мгновение молодой арестант мысленно перенесся в недавнее прошлое. Он вспомнил свой переезд через Средиземное море на военном транспорте из Тулона в Алжир. Это было во Бремя мировой войны. Транспорт был битком набит добровольцами, записавшимися в иностранный легион. Между ними были и ссыльные французские солдаты, отправлявшиеся на «исправление» в эту воинскую часть.
Все эти люди были молоды, полны энергии и сил. Многим путешествие в неведомую Африку казалось даже заманчивым. Каждый в душе был доволен тем, что удалится от главной арены мировой бойни. Так как в иностранный легион набирали преимущественно иностранцев, толпа рекрутов представляла собой невероятную смесь национальностей.
Леру подружился с одним итальянцем, Джузеппе Альбини. Родом Альбини был с острова Сицилии, из Мессины, и обладал живым и веселым характером южанина. В продолжение всего пути он потешал товарищей бесконечными шутками. До отвратительной пищи, которою кормили рекрутов на транспорте, Альбини не дотрагивался.
— Я не свинья, чтобы есть такие помои! — говорил он и довольствовался хлебным пайком.
Зато итальянец покупал у транспортного торговца апельсины, которые истреблял в огромном количестве — благо они были чрезвычайно дешевы.
На второй день пути погода посвежела, и на море поднялась сильная зыбь. Почти все новобранцы страдали морской болезнью и беспомощно лежали на палубе. Только один Альбини оставался по-прежнему бодрым и веселым.
— Постой, я их сейчас подниму! — сказал он Леру.
С этими словами итальянец побежал к лавочнику и вернулся с огромным красным апельсином. Он сел возле лежавшего товарища, вынул из кармана нож и принялся за работу.
Несмотря на головную боль, Леру с любопытством наблюдал за Альбини. Он видел, как апельсин под ножом приятеля принимал вид человеческой головы. Появились два глаза, нос и огромный рот, прорезывавший это круглое красное лицо от уха до уха. Альбини поковырял в прорезанном рту и положил нож в карман.
— Теперь готово, — сказал он. — Давай мне кружку, Леру, да захвати заодно полотенце. Ну, шевелись, дружище, сейчас полегчает! — подбодрял он товарища.
Леру с трудом поднялся и вытащил из лежавшего у него в головах походного мешка требуемые итальянцем предметы.
— Собирайся, ребята! — крикнул Альбини. — Представление начинается!
Он накрыл кружку полотенцем и положил на него апельсин.
Леру позабыл о головной боли и громко рассмеялся. С покрытой полотенцем кружки на него смотрела смеющаяся рожа откормленного буржуа.
Альбини потянул за передний конец полотенца, и голова самодовольно поднялась кверху.
— Михель доволен. Море спокойно, солнце сияет, — сказал итальянец.
Несколько человек столпились вокруг Альбини, который легкими движениями салфетки заставлял голову принимать самые комические положения. Выражение лица апельсиновой головы постоянно менялось и вызывало дружный смех присутствовавших.
— Погода свежеет. Начинает качать, — заявил итальянец и начал сильнее дергать за края полотенца, то натягивая его над кружкой, то освобождая его, так что апельсиновая голова почти уходила в кружку. На лице чучела теперь изображалось невыразимое страдание, казалось, оно даже позеленело от качки.
Хохот усиливался…
Но вот Альбини схватил пальцами апельсиновую голову и сильно сдавил ее.
Голова широко раскрыла огромный рот. Казалось, она вытянула шею и, свесившись над краем кружки, отдала морскую дань на салфетку…
В толпе зрителей пронесся гул. Многие, зажимая руками рот, бросились к борту, а некоторые тут же последовали примеру апельсиновой головы.
Послышались ругательства и смех, над которыми господствовал неудержимый хохот весельчака-итальянца.
— Легче стало? — сквозь смех спрашивал он товарищей.
Вспоминая об этом эпизоде, Леру смотрел на круглую красную голову надзирателя, не переставая мысленно повторять: «Ну совсем апельсин на стакане!»
Надзиратель мельком взглянул на Леру.
— Только один?.. Пойдем в канцелярию, — беря под руку Торшона, сказал толстяк. — Пожалуйте, сударь, — с насмешливой улыбкой обратился он к Леру, указывая на дверь небольшого каменного домика.
Леру очутился в просторной комнате. Два небольших окошка, несколько стульев, две кровати, стол и шкаф — составляли ее меблировку. Над столом, на стене в рамках из золотого багета висели портреты президента Пуанкаре и маршала Фоша. В углу, около кровати Леру заметил сошку из четырех винтовок.
Оба солдата уселись за стол.
Дюран распечатал пакет и, просмотрев одну за другой бумаги, сморщил брови и обратился к молодому человеку:
— Твое имя?
— Леон Леру.
— Ты приговорен верховным военным судом к пожизненной ссылке на Чёртов остров за измену своему отечеству… Впрочем, за другое преступление ты бы сюда, конечно, не попал[16]. Ну, да не в этом дело. Раз ты здесь, стало быть, скажи «прощай» Франции и всему миру. Хочешь кофе, Торшон? — спросил он товарища.
— Я бы поел чего-нибудь. С утра пришлось возиться с этим, — указал тот глазами на арестанта.
— Я сейчас тебя накормлю. Надо сначала устроить новичка на новоселье. Жак! — закричал надзиратель, отворяя дверь.
В комнату вошел рослый мускулистый негр. На нем были
