Во время очередной остановки Александр, снова изучив карту, задумчиво хмыкнул:
– Ну, чего, мужики, уже должны были найти, а? Четвертый час гуляем, три квадрата прочесали.
– Должны… – согласился с командиром Паршин. Стянув зубами трехпалую рукавицу, он подул на пальцы и несколько раз сжал-разжал кулак, восстанавливая кровообращение. Повторил то же самое с другой рукой:
– Зараза, неслабо морозец давит. Слушай, Саш, может, ну его, этот самолет? Потом отыщем. Неделю где-то в лесу валялся, так и еще немного подождет. Давай сначала в деревню наведаемся? Ежели карта не врет, до нее и пяти верст не будет?
Гулькин упрямо мотнул головой:
– Не, мужики, в деревне мы в любом случае минимум до завтрашнего утра застрянем, пока то да се. Это еще в лучшем случае! Так что сначала этот ероплан отыщем, чтоб ему кисло было. Согласны?
– Да согласны, конечно, – переглянувшись с Максимовым, буркнул Карпышев. – Холодно просто. Ладно, двинули, что ли?
– Двинули. – Александр захлопнул планшет, поправил висящий поперек груди автомат с обмотанным бинтом прикладом и взялся за рукоятки лыжных палок.
И, поколебавшись несколько секунд, добавил:
– Если в течение часа не находим – идем к деревне. Может, и не было никакого самолета, ошиблись зенитчики, лишний сбитый себе приписали. Или он вообще не в этом районе грохнулся. А то и вовсе не грохнулся, а до своих дотянул. Все готовы? Оружие проверьте, сами знаете, при таком морозе и у «трехи» может затвор прихватить, не то что у «дегтярева». Вперед, Макс первым, я замыкаю, дистанцию держим прежнюю. Потом меняемся. И по сторонам головами вертим, не ленимся, мало ли что…
Бойцы зашевелились, выстраиваясь цепочкой, защелкали затворами, проверяя автоматы. С оружием все оказалось в порядке: перед выходом они сменили склонную к загустению смазку смесью керосина и солярки, тонким слоем покрыв все трущиеся части. Простой и надежный способ, неоднократно проверенный в боевых действиях, например во время недавней войны с белофиннами. И поперли вперед, взрезая лыжами нетронутую снежную целину. Лишь неугомонный Костя успел бросить, ни к кому конкретно не обращаясь:
– А вообще, хорошо, что Ваньку от нас забрали. Замерз бы парень, в его Бессарабии таких морозов наверняка не бывает. Там хорошо – степь, море, солнце. Я в одной книжке перед самой войной читал, «Белеет парус одинокий» называется[15]. Жаль, имя автора запамятовал. Но написано отлично, не оторвешься.
– Валентин Катаев ее автор, дубина, – подсказал Сашка, благодаря матери прочитавший повесть еще в первом издании, вышедшем в Детиздате ЦК ВЛКСМ. – Стыдно не помнить имени выдающегося советского писателя.
– Во, точно, спасибо, – серьезно кивнул Паршин, самым неожиданным образом закончив свою мысль: – А спиртом согреваться командир запретил, зараза.
– Это ты сейчас про кого? – пряча улыбку, осведомился Гулькин, легонько подтолкнув в спину Карпышева: мол, тронулись. – Насчет заразы?
– Про мороз, ясен пень. Не про тебя ж, – хмыкнул тот. – Я ведь понимаю, субординация, все дела. – И невинным голосом добавил: – Кстати, а дубиной-то ты кого назвал?
– А вон видишь выворотень здоровенный, который нам обходить придется? Дубина дубиной и есть. Скажешь, нет?
Отсмеявшись, осназовцы продолжили путь.
* * *Втянувшись в монотонный ритм движения – а иначе как монотонным он в зимнем лесу и быть не мог, тут особо не побегаешь, знай себе шуруй лыжами, выдерживая дистанцию до спины впереди идущего бойца, да головой по сторонам верти, чтобы чего важного не пропустить, – Гулькин от нечего делать припомнил события нескольких крайних дней. Мозг, как говаривал один из инструкторов, такая хитрая штука, что ни минуты простаивать не должен. Вот он и прокручивал в уме все произошедшее после их прибытия в штаб 31-й армии, привычно раскладывая «по мысленным полочкам» малейшие детали…
В штабе они надолго не задержались. Выяснив, где расположились контрразведчики, отправились «представляться». Сдав пленных командиру отдельной стрелковой роты[16] и отпустив машину, Гулькин, наскоро приведя в порядок форму, вместе с товарищами двинулся в особотдел. Однако начальника, капитана госбезопасности Горюнова, на месте не оказалось – отбыл куда-то на передовую. Пришлось докладывать замотанному заместителю, который, вскрыв опечатанный конверт с личными делами и бегло проглядев документы, пожал всем четверым руки и отправил вставать на довольствие и обживаться. Видя, что человек просто чрезвычайно устал и ему сейчас определенно не до них, Александр не стал выяснять никаких подробностей, решив разобраться с бытовыми вопросами самостоятельно. Чем они и занимались почти до самого отбоя. Выспаться, впрочем, не удалось: едва улеглись, предвкушая долгожданный отдых, вернувшийся Горюнов вызвал Сашку к себе.
Дотопав до знакомой избы, одной из немногих уцелевших в деревне, Гулькин предъявил караульному документы и вошел в жарко натопленное помещение. Этот поселок, в отличие от того, что они проезжали днем, во время боевых действий пострадал куда меньше. Из-за того, что здесь располагался штаб одной из немецких дивизий – об этом Гулькину рассказали местные бойцы, – деревню штурмовали аккуратно, надеясь захватить ценных пленных и секретные документы. Немцы успели уйти, зато сохранилось несколько домов, ныне занятых штабными подразделениями, разведкой и контрразведкой, связью, медиками и так далее. Массивная русская печь весело постреливала дровами, солидный запас которых был свален возле подпечка (Сашка машинально отметил, что дровами служили порубленные на доски снарядные ящики с немецкой маркировкой), а наглухо задрапированные брезентом и стегаными деревенскими одеялами выбитые окна удерживали тепло внутри. Богато местные особисты живут, однако!
Сидящий за столом начальник особого отдела, одетый в гимнастерку со знаками различия старшего батальонного комиссара[17], отложив какие-то документы, выслушал доклад. Папку при этом он закрыл, привычным движением перевернув вниз обложкой. После чего кивнул на ближайший табурет, по-деревенски массивный, с овальной прорезью для руки по центру сиденья:
– Присаживайся, сержант. Рад знакомству, давно вас ждали, – говорил он отрывисто, короткими рублеными фразами, как и полагается говорить смертельно уставшему человеку. – Устроились? Добро. Чаю хочешь?
– Благодарю, товарищ капитан государственной безопасности, ужинал.
– Так я еды и не предлагаю, – хмыкнул тот, закуривая. Затушив спичку в сделанной из консервной банки пепельнице, он сделал первую затяжку и продолжил: – Зря, чай у меня хороший, грузинский. Не то что фрицевские опилки. Сахарок тоже имеется. И не чинись, не на плацу.
