Его пронзило ощущение восторга. На губах мелькнула улыбка.
– Мы оба знаем, что сила мне не понадобится. Вы хотите меня, Жизлан, а я хочу вас. Так уже было в тот раз, когда вы целовали меня…
– Я не целовала вас! – Она отшатнулась и прижалась к стене. – Вы просто напали на меня!
– А вы ответили на мой поцелуй с энтузиазмом, что говорит о том, что наши интимные отношения могут быть весьма удовлетворительными.
Она отчаянно затрясла головой:
– Насилие – это единственный способ заставить меня разделить с вами постель.
Она выпрямилась во весь рост, и огонь, горевший в ее глазах, вызвал у него острый приступ желания.
Он шагнул к ней:
– Вы сами знаете, что это…
Только быстрая реакция спасла его, когда она швырнула ему в лицо тяжелое стеклянное пресс-папье. За ним последовала щетка для волос. Потом старые антикварные часы, которые он поймал и аккуратно поставил на туалетный столик. Но когда она бросила в него обрамленную в мрамор фотографию, которая поцарапала его ухо, он не выдержал и схватил ее за руки:
– Довольно!
Она вся дрожала, и пульс на ее запястье бился с бешеной скоростью. Хусейн сделал глубокий вдох, чувствуя аромат ее тела.
– Перестаньте сопротивляться. Вы сами знаете, что это бесполезно.
– Потому что вы достаточно бесчестны, чтобы взять меня силой, несмотря на то, что я презираю вас?
Ее глаза горели, щеки раскраснелись. Даже сейчас она продолжала противиться тому, что они оба чувствовали.
Он медленно покачал головой, не отводя от нее взгляда. Что бы ни происходило между ними, такого он еще не испытывал. Никогда еще ни одна женщина так не возбуждала его. И было видно, что она испытывает то же самое, как бы она ни противилась этому.
Одной рукой он сжал оба ее запястья, а другую поднес к ее щеке. Она судорожно глотнула, привлекая его внимание к нежной, изящной линии ее шеи. Когда еще женская шея казалась ему такой соблазнительной? Он провел пальцами по щеке, и ее ресницы задрожали. Ее кожа была нежной, как лепестки роз.
На долю секунды она закрыла глаза, но тут же спохватилась и рванулась в сторону:
– Я не хочу вас. Я никогда не захочу такого варвара, как вы.
– Лгунья, – пробормотал он.
– Вы вваливаетесь ко мне, навязываете мне свое общество и при этом обзываете меня лгуньей? – Она опустила глаза. – Что вы делаете?
– Отпускаю вас. Вы сами знаете, что я не хочу причинить вам боль.
Он разжал пальцы, освобождая ее запястья и с трудом подавив желание. Он был натянут как струна, и его удивляло то, что ему хватает сил на все эти игры.
– Вы свободны. – Он сделал паузу. – Но я хочу поцеловать на ночь свою жену.
Она с негодованием уставилась на него:
– Но я…
Он не дал ей договорить, наклонив голову и прильнув губами к ее губам. Не со страстью, а с бесконечной нежностью. Он ждал так долго – много дней – с тех пор, как в первый раз поцеловал ее. И это было к лучшему, потому что, как только он приник к ее мягким, нежным губам, он забыл обо всем – и о троне, и о переговорах, и даже об угрозе со стороны Халарка.
Он героически держал руки опущенными, позволяя ей прервать этот поцелуй, хотя в глубине души был уверен, что она этого не сделает. Как могла она противиться этому безудержному влечению, которое возникло между ними с первого момента?
Но даже теперь напряжение не отпускало его. Она стояла неподвижно, не отвечая на его поцелуй. Но наконец со слабым звуком, похожим на стон или рыдание, она закрыла глаза, и ее губы неуверенно шевельнулись. Его охватил восторг, когда он почувствовал, как ее язык коснулся его языка и она откинула голову назад.
Одной рукой он обнял ее и прижал к себе. Другой взял за подбородок и ответил на робкое движение ее губ поцелуем, который заставил обоих забыть обо всем.
Она должна остановиться. Она должна оттолкнуть его. Ей следовало бы прислушаться к голосу рассудка, пусть даже было уже поздно спасать свою гордость.
Эти мысли пронеслись в ее голове, но у Жизлан больше не был сил сопротивляться.
Не сейчас, когда его губы слились с ее губами в поцелуе, который был не властным, а неожиданно нежным и сладостно томительным. Ее еще никогда так не целовали. И даже тот поцелуй в кабинете ее отца не подготовил ее к тому острому желанию, которое охватило ее.
Он не настаивал, он ласкал ее. Он соблазнял, заставляя ее отбросить осторожность, и этот соблазн был таким сладким, что кровь быстрее побежала по ее жилам, а ее сопротивление улетучилось.
Этот человек должен был быть ей противен, но вместо этого он завораживал ее. Она ненавидела его амбиции, презирала его методы, но в то же время ее влекло к нему, и она чувствовала невероятное возбуждение, которое пугало и в то же время волновало ее.
Рядом с Хусейном она чувствовала себя живой, обворожительной и… сексуальной.
Он прижал ее к стене, и у нее подогнулись колени. Никогда еще она не была так близка с мужчиной. Никогда не чувствовала себя такой хрупкой и женственной.
Жизлан положила руки ему на грудь, потом обхватила его плечи и крепче прижалась к нему.
Может быть, это был стокгольмский синдром? Эта тяга пленника к его захватчику? Но в это время он сжал одной рукой ее грудь, и все мысли улетучились у нее из головы.
Никогда она еще не чувствовала такого удовольствия. Волны наслаждения прокатывались по ее телу, пока его пальцы играли с ее соском. Она застонала, и он ответил ей глухим стоном удовлетворения, который возбудил ее еще больше.
Эти большие загрубелые руки были такими нежными, а их прикосновения такими восхитительными, словно она ждала все двадцать шесть лет этого момента. Этого мужчину.
Жизлан пошевелилась и почувствовала, как упругая плоть уперлась ей в живот. И, к ее ужасу, это не испугало, а сильнее возбудило ее.
Она не должна этого делать. Она должна вырваться из его рук. Но она хотела только одного – оставаться в его объятиях и вдыхать пряный миндальный запах его тела. Сочетание желания и любопытства было непреодолимым.
Он ласкал ее грудь и гладил по волосам, и Жизлан чуть не мурлыкала от удовольствия. Она всю жизнь вела себя ответственно и благопристойно. Это было заложено в ней с детства, и теперь отбросить все эти соображения казалось ей самым головокружительным ощущением в жизни.
Она поднялась на цыпочки и обхватила Хусейна за шею, отвечая на его жгучий, терпкий поцелуй.
А спустя несколько секунд он приподнял ее, раздвинул руками ее бедра и прижался
