– Нет больше моих уникальных способностей, государь, – перебил я императора.
– Но, может быть, с восстановлением источника… – впервые растерялся сбитый с нити разговора хозяин кабинета.
– Я все еще надеюсь на это, но вряд ли.
– Вот как? Мне очень жаль.
– Не надо меня жалеть, государь. Согласитесь, это очень скромная цена за жизни горожан. Даже если это спасло всего десяток, оно того стоило.
– Ваше самопожертвование спасло гораздо больше, чем десяток жизней. Вы, кстати, наверное, не знаете, но благодарные жители столицы хотят установить на том берегу памятник. Уже и петицию в канцелярию подали. Тысячи подписей.
– Обалдеть! – вырвалось у меня. – Простите, государь, это от неожиданности. Лестно, конечно. Но если что – я против.
– А это не вам решать, – рассмеялся собеседник на мою реакцию. – Итак, вернемся к моему предложению. Что вы на него скажете?
– Боюсь, что опять откажусь. Не в моих правилах советовать, но тому же Александру Леонидовичу Бушарину это назначение пришлось бы гораздо больше ко двору.
– А вы его отпустите? – остро глянул на меня правитель.
– Если он согласится, то разумеется. С чего мне возражать? – Я удивился самой постановке вопроса.
– С того, что дальнейшие его открытия уже не будут принадлежать вам. Многие на вашем месте не отпустили бы.
– Тот старт, что он мне дал, уже тысячекратно превзошел все самые смелые ожидания. Не знаю, поверите ли вы, но первоначально я всего лишь хотел, чтобы он собрал мне несколько рабочих энергоблоков.
– За язык я вас не тянул, это назначение получит господин Бушарин. Но поклянитесь, что вы ни словом, ни жестом не настроите его против!
– Клянусь: ни словом, ни жестом, ни мыслью! Я его еще подопну, если упираться начнет.
– Хорошо, но вы использовали вторую возможность отказаться. Третье предлагаемое назначение… оно не совсем назначение…
– Пока оно не прозвучало, могу я высказать просьбу? – опять перебил я императора, но у нас шел такой разговор, что этикет давно остался за его рамками.
– Говорите, я вас выслушаю. – Несмотря на кажущуюся простоту в обращении, Константину вовсе не понравилась моя вольность, так что во фразе явственно послышалось недовольство.
– То назначение, которое я хочу для себя… его еще не существует в природе…
Проговорили с императором мы еще почти три часа, прервавшись лишь на доставленный прямо в кабинет перекус. В приемной толпились сановники, в дверь несколько раз заглядывал адъютант, но монарх гнал всех, выпытывая у меня подробности идеи. И лишь разложив все по полочкам, он вынес весьма неопределенный вердикт:
– Я подумаю.
– Благодарю, государь.
– Времени много, пора заканчивать. Анна хотела вас увидеть, пойдете?
– Таким? – показал на уродливую стрижку и повязку. – Не стоит пугать ее высочество.
– Напрасно вы так, но дело ваше. О времени следующей аудиенции вам сообщат.
– Благодарю, Константин Александрович.
В приемной напоролся сразу на десяток разновыразительных взглядов: от сочувствующих до откровенно злых. Поприветствовав всех, направился к выходу, но еще в широком коридоре услышал окрик:
– Егор!
И плачущая, притянувшая меня к себе почти за уши великая княжна Анна, покрывающая поцелуями закрытый повязкой глаз, гладящая колючую макушку, подарила надежду, что у этой сказочки еще может быть если не идеальное, то хотя бы неплохое продолжение.
Прежний генерал-губернатор Петербурга и столичного округа Яков Илларионович Рылов, как и многие одаренные, погиб в первый день эпидемии – близость его жилища к центру сыграла свою роковую роль. Дела я передавал вновь назначенному. Было бы что и кому! Сгрузив немногочисленные папки на руки пока еще исполняющему обязанности главы города, но с такой супругой, я думаю, ненадолго, прошелся взглядом по оставляемому кабинету.
– Я тут у вас из стола кое-что позаимствовал, – обратился к терпеливо ожидающему нашего ухода Сурадзе.
– Знаю, найду, куда списать, – кивнул министр обороны.
И вдруг этот медведь (редкий случай, но обрусевший потомок грузинских князей был не только крупнее, но еще и гораздо выше меня) крепко обнял мое вяло трепыхающееся тело со словами:
– Сынок, ты, главное, держись, это еще не конец!
– Спасибо, Давид Георгиевич! – Сегодня я был в штатском, так что блюсти устав не требовалось. – Я в порядке. Как говорят умные люди: «Не дождетесь!»
– Вот так и держись, назло всем!
– Спасибо, буду!
Попытка Олега с занятыми руками отдать честь маршалу выглядела комично, так что я без зазрения совести вытолкал его в приемную.
– Наприветствуешься еще!
Олег еще не совсем освоился в новой роли, но постепенно возвращался к своему нормальному состоянию: немногословного, спокойного, деятельного и заражающего своей уверенностью человека. За это я его всегда ценил. Надеюсь, эти качества в скором времени оценит его новая семья.
Быстро поняв, что надо обзаводиться собственной командой, первым делом он попытался переманить Леху. К моему глубочайшему удивлению, тот не согласился:
– Извини, брат, но без меня. Моя верность даже не в сердце, а тут, – похлопал он себя по колену, намекая, на обстоятельства нашего давнего знакомства и на то, как легко отказался Олег от вассальной клятвы. Вовсе не так легко, как ему думалось, мне это стоило нескольких часов споров с применением «шарма» (тогда я еще мог его использовать), но пилоты до сих пор не разговаривали друг с другом, хотя оба уже тяготились размолвкой.
Несколько офицеров и просто хороших парней из «Кистеня» Олег все же увел. Не скажу, что обрадовался этому обстоятельству, в штате агентства и так зияло множество дыр, но препятствовать не стал. В том гадючнике, где неожиданно оказался пилот, без верных людей ему пришлось бы туго.
Хоть император и пообещал прикрыть меня от Милославского, на встречу с ним я напросился сам.
– Что это? – спросил глава приказа, разглядывая кассету.
– Запись моего разговора с китайским вирусологом Хун Хунли. Я тут подумал, что вам интересно будет знать, над чем работают в Поднебесной, их центры и имена ведущих специалистов в этой области.
Милославский хотел поставить кассету на прослушивание, но я его остановил:
– Разговор на китайском, вам потребуется переводчик.
– Вот и переведешь, – не стал он менять решение.
Пришлось потратить часть времени на диктовку стенографирующему Антону.
– Считай, что вину свою ты почти загладил. Как тебе удалось это провернуть?
– Я ведь уже говорил, я очень обаятельный! – Вряд ли фирменная улыбка при моей теперешней страхолюдной внешности смотрелась, но не раскрывать же свои секреты. – Единственное, о чем прошу, – не трогать самого ученого. Он там не главное звено, к тому же его помощь при эпидемии можно смело приравнять к работе Гольдштейна, без него бы Соломон Аронович вряд ли справился так быстро.
– Только поэтому?
– Признаюсь, есть у меня на него свои планы. Абсолютно не связанные с государственной безопасностью и не могущие ей никак повредить.
– Может, все же примешь предложение его величества и пойдешь главой императорской охраны? Я бы с тобой сработался, хоть и
