– Можешь считать меня глупой, – сказала ей Фрэнки. – Наверное, я действительно была глупа. Не замечала явные признаки. А может, просто ничего не хотела замечать…
– Признаки?
– Не притворяйся, Пэм. Все уже позади. Я знала, что ты обижаешься на меня, но никогда не предполагала, что твоя обида может быть такой глубокой. Или что ты сама можешь зайти так далеко.
– Это все, что у тебя есть? Паранойя? Обиды? Как же ты меня достала, сестренка…
Фрэнки не обратила на ее слова внимания и продолжила:
– Я все ломала голову, ради чего. Зачем ты это сделала. Ну, я знаю, что ты ненавидела папу, но чтобы убить?.. Столкнуть его с утеса? Сестра, которую я знала, посмеялась бы над ним или чертыхнулась бы, но никогда не утратила бы контроль над собой. Нет, тут было что-то еще… Нечто, что вывело тебя из себя.
– Я не намерена сидеть здесь и выслушивать всю эту чушь, – заявила Пэм, но даже не попыталась встать.
– Не беспокойся. На мне нет микрофона. Здесь только мы. Ты и я.
– Ах, как мило.
– Я действительно не могла понять, – говорила Фрэнки, – но потом в памяти всплыли твои слова. Ты напомнила мне, что все эти дискуссии на новогодние выходные папа использовал как предлог, чтобы сказать тебе, что ты неправильно распоряжаешься своей жизнью. И ты права. Он все время так делал. И почему в этом году было по-другому? Дело в том, что все эти дни я вспоминала его вопросы, которые так раздражали. В этом году все они касались риска. Он спрашивал, как можно делать что-то ужасное, если это несет риск для кого-то другого. Я не понимала, потому что думала, что я была с ним одна. Что я сделала такого, что он осуждает меня? Кого я подвергла риску? Оказывается, речь шла не обо мне. Он задавал все эти вопросы не мне. А тебе.
К столику подошел Вирджил и стал наливать шампанское в бокал. Фрэнки ждала. Во взгляде Пэм появилась горечь, однако она улыбалась, как будто все замечательно.
– Вопрос, – продолжила Фрэнки, когда Вирджил ушел. – Допустимо ли стремиться к удовлетворению своих эгоистических желаний, если оно несет риск для других?
– Да пошла ты, сестренка.
– Вопрос, – сказала Фрэнки. – Правильно ли рисковать жизнью или счастьем другого человека лишь ради того, чтобы заполучить желаемое?
Очаровательное личико Пэм превратилось в маску ненависти. Она подняла свой бокал.
– Это всё? Ты закончила?
– Нет, есть еще один вопрос, – ответила Фрэнки. – Тогда мне показалось, что я что-то неправильно расслышала. Я думала, что ошиблась. Ну не мог он такого сказать – во всяком случае, тебе. Но я не ошиблась, правда? Я расслышала именно то, о чем он у тебя спрашивал.
– О? И о чем же?
– Вопрос. – Фрэнки наклонилась вперед и сильно сжала руку Пэм. – Ты спишь с Джейсоном?
Пэм колебалась всего мгновение, а затем сделала большой глоток шампанского. Когда она заговорила, в ее голосе не было и намека на смущение. Он звучал равнодушно. Как ни в чем не бывало. Словно они говорили о погоде.
– Да.
Фрэнки закрыла глаза. Она заранее знала, каков будет ответ, но все равно ей пришлось дождаться, когда спазм в груди пройдет и она снова сможет дышать.
– И давно?
Пэм пожала плечами.
– С прошлой осени. Вот только не садись на своего нравственного конька. Я знаю про тебя и Даррена Ньюмана.
– Между нами ничего не было. Я к нему не прикасалась.
– Нет? Ты просто фантазировала. Надо же, убийца, насильник… Ну и каково тебе?
– Заткнись, – отрезала Фрэнки.
– Смотри правде в глаза: ты хотела Даррена сильнее, чем своего мужа.
– Думаешь, это дает тебе право спать с ним?
– Я не спрашиваю у тебя разрешения, – отпарировала Пэм.
– Ты просто бессердечная дрянь. Ты любишь его?
– Ой, умоляю…
– А он любит тебя?
– Пора взрослеть, Фрэнки. Что тебе далась эта любовь? Разве у нас с тобой были разные отцы? Никто из нас не знает, что такое любовь.
– Так зачем это сделала? Из злости? Из мести?
– Не льсти себе, – сказала Пэм. – Да, признаю, мне нравилась идея унизить тебя. Каждый раз, когда я слышала рассказы о твоих успехах, мне хотелось сказать: «О, в самом деле? Ну а я сплю с твоим мужем». Но я, Фрэнки, не склонна к глубокому анализу всего, в отличие от тебя. Я этого хотела. Он этого хотел. Это произошло.
– Папа узнал?
Пэм вздохнула.
– Да, наш сующий во все нос папаша. Он приехал к нам и увидел нас с Джейсоном у дома. Мы целовались. Это было перед самым Рождеством. Естественно, его охватил праведный гнев. Он поклялся мне, что расскажет обо всем тебе, если я не остановлюсь. В то утро, когда мы пошли на прогулку вдоль океана, он опять взялся за свое. Все читал мне лекции о том, что я разрушаю жизнь сестры. Если честно, мне на это было наплевать, но отец сказал, что, ко всему прочему, еще и исключит меня из своего завещания, и я поняла, что он настроен серьезно. Вот этого я допустить не могла.
Фрэнки видела их на краю утеса. Они ссорились.
Она видела руки Пэм на его груди.
Она видела, как он упал.
– Ты видела нас, – продолжала Пэм. – Ты ушла вперед, но потом обернулась и увидела нас. Я умоляла тебя забыть все. Я сказала, что это была случайность, что я просто разозлилась на все годы эмоционального давления, что просто не отдавала себе отчет в своих действиях. Ты поверила мне. Пусть ты и психиатр, но ты купилась на весь этот жалостливый бред. И попросила Джейсона стереть свое воспоминание.
Фрэнки встала из-за стола. У нее подкашивались ноги, но она не хотела, чтобы сестра видела ее слабой.
– Я желаю, чтобы ты убралась прочь, – сказала она. – У тебя есть двадцать четыре часа, чтобы забрать свои вещи из моей квартиры. И Джейсона забирай. Я больше не желаю видеть ни его, ни тебя.
Пэм отсалютовала ей бокалом и взяла меню.
– Как скажешь.
Фрэнки очень хотелось что-то сделать. Влепить ей пощечину. Ударить ее. Плеснуть шампанским в рожу. Но она ничего не сделала. Она вышла из ресторана и прошла в противоположную от окна ресторана сторону. И только после этого, оказавшись наедине с собой, – сломалась. Из глаз ручьем полились слезы. Привалившись к стене, Фрэнки молотила кулаками по камню. Прохожие останавливались и предлагали помощь, но она отмахивалась от них. И горько рыдала, хотя не знала, что именно оплакивает. Спустя какое-то время она поняла, что уже ничего не чувствует. Что она
