Оводнев согнал с лица улыбку, цепко, будто прицеливаясь, глянул на Юшкова.
– Во, молодец, напомнил. Как насчет заказа, ты не забыл? А то нехорошо получается, не по-таежному. Я ведь на тебя шибко надеюсь. Если что надо, ты не стесняйся, говори, я для тебя в лепешку расшибусь, а сделаю.
– Сказал – привезу, значит, привезу, – нахмурился Юшков. – Нет сейчас лодочных моторов.
– На нет и суда нет, – вздохнул Оводнев и повел глазами в сторону Чупрова. Чудно, через голову, почесал себя за ухом.
– Я гляжу, помощник у тебя новый. Горячий, спасу нет.
Он вздохнул, пожевал губами и продолжил:
– Горячий – это ничего. Я тоже когда-то таким был. Пока рога не пообломали.
В Нойбе Оводнев собрал бутылки, уже выходя из самолета, подмигнул Чупрову и пошел, горланя во весь голос:
– Я ехал в Якутию через Невер,Тащился на оленях в дальний Север,Где шахты, рудники,Где горы высоки.Где людям платят длинные рубли…– Фартовый мужик, – поглядывая вслед Оводневу, сказал Юшков. – Каждый год на машину пушнины сдает, а летом плотничает. В Шаманке аэропорт новый видел? Его работа. Ты зря с ним скандалил. У него можно шкурок на шапку купить.
– Нужны мне его шкурки, – буркнул Илья. – Тоже мне, барин нашелся.
И с тех пор будто кошка пробежала между ними. В упор друг друга не замечали.
Здание главного корпуса больницы пряталось среди сосен, выставив наружу серую шиферную крышу да бревенчатый угол, по острию которого свисала потемневшая от дождей водосточная труба. Чуть правее, на уровне окон, висело красное заходящее солнце, и Чупрову на миг показалось, что больница смотрит на остальной здоровый мир налитыми кровью глазами.
Тропинка, цепляясь за корневища, полезла на бугорок. За неплотным рядом сосновых стволов виднелись больничные постройки.
Под ногами хрустко мялись прихваченные холодом листья, все уже было готово к зиме, вдоль забора в тени белел первый сентябрьский снег, осеннему солнцу уже не хватало сил справиться с ним. Около крыльца в луже стоял крохотный, лет двух-трех, мальчишка и топал ногой. Из-под резиновых сапожек веером разлетались грязные брызги. Илья свернул с тропинки, подошел к мальчишке.
– Ты чего это забрался сюда? – спросил он.
Мальчишка обернулся и посмотрел на Чупрова светлыми глазами.
– Я колаблики пускал, а они утонули.
– О-о-о, да ты уже и разговариваешь? – удивленно протянул Илья. – А ну, выходи из воды! – строже сказал он. – Простынешь, положат тебя в больницу.
– Не-а, не положат, – спокойно ответил мальчишка. – У меня мама здесь лаботает.
– Вот как! Все равно выходи, а то мать сейчас позову.
Мальчишка тоскливо посмотрел на воду, на Чупрова, вылез на сухое место и, засунув руки в карманы курточки, затопал прочь.
По больничному коридору Илья шел медленно, на него напали непонятная робость и смущение. Видимо, оттого, что он боялся увидеть знакомых: подумают еще, что заболел. Попробуй объясни потом, что это не так. Сзади заскрипела дверь, в коридор высунулась медсестра.
– Куда без халата? – конвойным голосом сказала она. – А ну быстро назад!
Илья будто налетел на стенку. Это была Воробьева, ее знали все летчики, живущие в Чечуйске. Раньше она работала в аэропорту на стартовом медпункте, проверяя летчиков перед вылетом в рейс.
– Сбавь обороты, – грубовато ответил Илья, – своих не узнаешь. Я вещи больного принес. Он рюкзак в самолете оставил.
– А, это ты, Чупров! – узнала его Воробьева. – Давненько тебя видно не было.
Она подошла к Чупрову – и вдруг, крупная издали, оказалась ему по плечо. Но смотрела так, будто не она ниже ростом, а он. Взяв рюкзак, Воробьева еще раз с ног до головы оглядела Чупрова.
– Посмотришь на вас, вроде все ангелы с крыльями, а на самом деле… – Медсестра махнула рукой и, не договорив, ушла.
Илья недоуменно посмотрел ей вслед: «Почему она разговаривает таким тоном, будто я в чем-то виноват?»
Скрипнула дверь, в коридор выглянул Ленька Зубков, круглолицый чубатый шофер из Шаманки. Придерживая здоровой рукой распахнувшуюся пижаму, заспешил к летчику.
– Командир, каким ветром к нам? – весело заговорил он. – Неужели заболел?
– Нет, пока здоров, – улыбнулся Илья. – Рюкзак принес. Оводнев в самолете оставил.
– Да, он вспоминал, беспокоился. Где рюкзак? Давай занесу. Его к нам в палату положили.
– Как бы не так, – выглянула из своей комнаты Воробьева. – Сам придет и возьмет, а пока у меня в кладовой полежит.
– Тамара Михайловна, побойся Бога. Если бы Степан мог ходить! – воскликнул Зубков.
– Все равно нельзя. Что надо будет, попросит, язык есть.
Воробьева, гремя ключами, вышла в коридор.
Ленька незлобиво хмыкнул:
– Зверь баба, ее у нас тут все боятся.
Он повернулся к Чупрову и уже другим, виноватым, голосом пробормотал:
– Послушай, командир, у меня к тебе просьба: ты бы зашел к моей жене в Шаманке, это рядом с аэропортом. Пусть она мне сменное белье пошлет да что-нибудь из продуктов. Надоела здешняя каша, чего-то своего хочется.
– Ладно, зайду, – пообещал Илья. Он знал: каждый день сюда не наездишься – билет до Чечуйска в один конец стоит шестнадцать рублей, а посылать посылку по почте – гиблое дело: пока дойдет, все испортится.
– Ты постой, не уходи, – заторопился Зубков. – Я записку ей нацарапаю, а то она у меня заполошная…
Зубков написал записку, Илья аккуратно сложил ее, сунул в карман. Делать в больнице больше нечего, попрощался с Зубковым и направился к выходу.
Было уже поздно. Темнота до краев заполнила больничный двор, с одной стороны ее держал забор, с другой она вплотную подступила к самому крыльцу. Сосны как будто стали выше, но в бледной разжиженной темноте не было для них опоры, не за что было зацепиться. Пахло холодом, первым снегом, эти первые зимние запахи оказались сильнее больничных, которые Илья вынес с собой.
Он еще немного постоял на крыльце, привыкая к темноте, затем пошел через главный выход. Возле калитки Илья догнал девушку, она вела того самого мальчишку, которого Чупров выгнал из лужи. Заслышав шаги, девушка посторонилась, уступая летчику дорогу. Илья даже опешил, узнав Варю Симакову.
– Вот так встреча! Здравствуй, Варя… – смущенно проговорил он.
Она испуганно глянула на Чупрова, вздрогнула и резко остановилась. Мальчишка сделал шаг вперед и, не удержавшись, упал на колени. Варя подхватила его под мышки, поставила на ноги. Поправила ему вязаную шапочку и в упор посмотрела на Илью.
– Мы тут больного из Нойбы привезли, – быстро, словно оправдываясь, сказал он. – Степана Оводнева. Он вещи в самолете оставил. А это чей? – скосил Илья глаза на малыша.
– Мой! – с вызовом ответила Варя и посмотрела куда-то мимо Ильи.
Странное, тревожное чувство охватило Чупрова. Он поглядел на малыша, на Варю, хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. «Неужели это мой сын? Не может быть этого, не может быть!..» – пульсировала одна и та же мысль.
Началось это четыре года назад, в сентябре, когда Варя прилетела в Чечуйск. Они с Юшковым сидели у техников в курилке, смотрели на прилетевших пассажиров. Последней из самолета вышла незнакомая девушка. Она оглянулась по сторонам, с
