– Если не возражаете, то ваше место будет здесь, – сказала Королева.
Вот так, уже в который раз в жизни, ему указывали место. Он не выбирал, ему показали не привычное пилотское кресло в вертолете, Пряхина привели туда, куда он не стремился, но все же попал. И что будет дальше? Это можно было только предполагать. «Видимо, пришло то время, когда уже решают за нас, где сидеть и что делать дальше», – подумал он, следуя за Королевой.
Дальше Жанна Андреевна пояснила, что основная задача студии – поддерживать депутатов, представляющих интересы Комитета по обороне и безопасности, а также органы власти на местах.
– Еще мы плотно сотрудничаем с межфракционным объединением авиации и космонавтики России, – сказала Королева. – Насколько я поняла, это и ваша тема.
Уже позже Пряхин узнал, что работникам студии платили крохи, но закрывали глаза, когда они искали приработок на стороне. Звукорежиссер записывал музыку, монтажер копировал фильмы, сканировал и чистил старые фотографии. Хорошо платили за съемки и монтаж, когда частники приглашали на свадьбы и другие юбилейные торжества. Кроме того, в подвале было еще отдельное помещение, которое сдавали в субаренду. Но это была отдельная, закрытая для всех зона. Здесь же, в студии, технические работники обедали, собираясь в монтажной комнате. Здесь же отмечали свои праздники, накрывая маленькие «поляны». Пряхин отметил, что, когда в монтажную вошла Королева, видеоинженер проявил неподдельную радость, не зная, куда усадить и чем угостить неожиданную гостью. Было видно, в студии ее любили. Потом, по большому секрету, Наталья Владимировна скажет, что Королева фактически руководит «Фондом поддержки патриотического кино» и что ее муж Эрик Петрович Королев недавно назначен губернатором Прибайкалья. Секретарша обмолвилась, что Королева бывает строга и может врезать правду-матку в глаза, но камня за пазухой не держит, и никто на нее не обижается.
– Ну кто и когда обижался на красивых и умных женщин! – добавила она.
Дудко в основном осуществлял представительские функции. Он встречал и провожал знатных и нужных для фонда людей. Наталья Владимировна подавала кофе, коньяк, конфеты и бутерброды. То, что к студии существует интерес, Пряхин отметил сразу же. Но сюда, в творческие катакомбы, иногда заходила, даже заскакивала, мелкая публика, кому-то срочно нужна была копия фильма, другому камера или оператор с камерой. К техническому персоналу Дудко спускался редко, но, когда появлялся, все тут же вскакивали. Он приглашал в конференц-зал и проводил, как говорили, «разбор полетов». Творческие и технические работники стояли, слушали его, уткнув глаза в пол. Когда за ним закрывалась дверь, все облегченно вздыхали и вновь принимались за свои обычные дела.
Пряхин прочитал шпионский роман и в тот же вечер сел писать синопсис. Написал быстро, принес в студию, но Королева улетела на кинофестиваль в Берлин, и, казалось бы, о Григории в киностудии забыли. Он приходил к девяти и интересовался у секретарши, не приехала ли Королева.
– Она сейчас на Байкале, – сообщала секретарша. – Звонила, будет в конце следующей недели.
Пряхин вздыхал и спускался к себе в подвал. Там, не зная, куда себя приладить, он заваривал плиточный китайский чай и угощал им своих новых товарищей. С ними ему было легче и проще, они, как и он, были собраны в этом подвале по случаю, чтобы отсидеться и посмотреть, авось подвернется другая работа. «В этой берлоге можно просидеть до пенсии, – шутили они. – Хоть и небольшие, но деньги платят. Чего еще надо? Хочешь большие – иди в шахту». Когда узнали, что Пряхин летал на вертолете, удивились: такая птица сюда еще не залетала. Пряхин и сам не понимал, как же это его угораздило попасть сюда, но ответа так и не находил. Ставя себя на место Королевой, он успокаивался и, как бы оправдывая Жанну Андреевну, говорил: «На нет и суда нет!» Неопределенность угнетала, вроде пообещали, даже определили место, но не было логичного в таких случаях распоряжения или приказа о зачислении на работу. Идти и пытаться прояснять сей юридический момент, выяснять свою дальнейшую судьбу у Дудко не имело смысла. Ему дали испытательный срок. Чего еще? Сиди и жди! В авиации это было привычным занятием: нет погоды, нет топлива, неисправна матчасть. Первое, чему он научился в те начальные дни, это умению ждать.
Но через некоторое время Дудко напомнил о себе. Он вызвал Пряхина и поручил ему писать поздравительные адреса и, бывало, что тут поделаешь, – некрологи. Мало того, Арсений Петрович взял на себя обязанности главного редактора. Те тексты, которые Пряхин передавал через секретаршу, Арсений Петрович вычитывал с особой тщательностью. Он вызывал Пряхина на ковер, делал разнос, а после устранения, как ему казалось, стилистических и смысловых недостатков поручал Наталье Владимировне отправлять адреса по почте. Пряхина поражало, с какой дотошностью Дудко относился к написанным текстам, он демонстративно, на глазах Пряхина, правил текст, комментировал тот или иной пассаж, расставлял запятые, словно от этого зависело, будет ли дальше существовать студия или ее закроют. География адресов была обширна: депутаты Государственной думы, Министерство культуры, Союз кинематографистов, руководители фондов, компаний и другие важные персоны.
Попривыкнув к Пряхину, Наталья Владимировна порою просила его, чтобы он съездил и вручил очередной срочный адрес. Но среди этой суетливой повинности случались минуты, когда никто не радовал своим рождением и не огорчал уходом в мир иной, и тогда Пряхин, едва открывая дверь в студию, по глазам Натальи Владимировны угадывал, что сегодня все нужные люди поздравлены и других особых, срочных заданий не предвидится. А поскольку на хозяйстве она одна, то можно будет спокойно посидеть, поговорить и выпить чашку чая. Пряхин доставал из пакета сладости, которые покупал по дороге, и протягивал секретарше.
– Ну, зачем вы тратитесь?! – восклицала Наталья Владимировна. – У меня все есть.
Григорию нравились такие минуты, непривычно домашние и теплые; секретарша кипятила воду, заваривала чай, нарезала хлеб и делала бутерброды. Пряхин с улыбкой следил за нею, мысленно собирая себя по кусочкам, того, прежнего, уверенного и влюбленного в свою летную работу, слегка жалея себя нынешнего, потерянного, но старательно скрывающего это, пытающегося приладиться к новой жизни.
– А вы будете? – спрашивал Наталью Владимировну Пряхин. – Улица должна быть с двухсторонним движением.
– Нет, мне нельзя, я боюсь пополнеть. Уже скоро не влезу ни в одну юбку.
– А я буду. На улице сегодня промозгло и сыро. Кроме того, в отличие от шотландцев, я юбок не ношу, – шутил он, наливая в чай сливки и добавляя немного соли.
– Буду пить по-бурятски, – говорил он, – у меня, как у сохатого, не хватает в организме соли.
Однажды Наталья Владимировна обмолвилась, что у нее сегодня
