Ева вполне могла это себе представить. Родители Гриффа всегда возлагали большие надежды на своих детей, и, хотя он преуспел, все равно находился в тени сестры.
Родители Гриффа так и не познакомились с Евой, дочерью незамужней хиппи. Хотя, впрочем, и не одобрили бы ее; возможно, именно поэтому Грифф сбегал на пляж при первом же удобном случае.
– Я думал о том, как нам повезло вырасти здесь. – Он смотрел в окно на золотой пляж. – Столько солнечного света, свежего воздуха и открытого пространства.
– Знаю. – Ева полночи вспоминала о своей жизни в бухте. – Никому бы и в голову не пришло, что мы слишком мало двигаемся.
– Наоборот, родителям всегда приходилось затаскивать нас в школу.
Они обменялись улыбками, но, к ужасу Евы, улыбка Гриффа была почти столь же опасной, как и в подростковом возрасте. Она бросила взгляд на кофейный столик между ними и заметила кусок обветренного коралла, который вчера нашла на пляже.
Теперь она потянулась к нему. Он потерял цвет от снега, моря и солнца. Ева могла, не опасаясь, провести пальцем по гладким кончикам, которые когда-то были заостренными ветвями.
Грифф поднял бровь:
– Сувенир?
– Может быть. У меня целая коллекция камней и ракушек, которые я находила на разных пляжах по всему миру.
– И ты хранишь все в Париже?
– Да.
Он задумчиво кивнул:
– Уверен, тебе нравится жить в таком красивом городе.
– Да. Там замечательно. – Говорить о Париже просто. Еве внезапно захотелось оправдать собственный выбор жить за границей. – Там столько всего прекрасного. Восхитительная архитектура, сады и парки, еда.
– О боже мой, французская еда! – Грифф с преувеличенным стоном потер живот. – И не просто еда в ресторанах. А эти удивительные рынки.
– Да, горы грибов осенью. Вкусные ягоды весной и летом, лавандовый мед.
– Не говоря уже о фуа-гра.
Она посмеялась над его энтузиазмом, вспоминая, как он еще со школы был одержим едой.
– У Парижа еще один бонус – не нужна машина, – добавила она. – И я обожаю цветы. Можно купить красивый букет всего за три евро!
– Похоже, ты полностью адаптировалась к городской жизни.
– Ну да. В таком городе, как Париж, одиночество невозможно, даже если сидишь в баре один.
Грифф бросил на нее вопросительный взгляд.
– Ты часто бываешь одна?
Ева поморщилась, поняв, что угодила в ловушку. Но печальная правда заключалась в том, что с тех пор, как Василий ее бросил, она проводила в уединении больше времени, чем хотела бы.
Правда, признаваться в этом совершенно ни к чему.
– Не так уж часто, – увильнула она. – Тем не менее мне нравится находиться одной в любой момент, если захочу.
– И это понятно, – легко согласился Грифф.
– А что насчет твоей жизни в Брисбене? – Ей очень хотелось сменить тему. – Ты рад, что переехал в большой город?
– Ну да, не могу жаловаться. Я живу в пригороде, в предгорьях горы Кутта. Это совсем рядом с городом, так что почти не трачу времени на дорогу, зато поблизости множество пешеходных дорожек. Словом, я взял лучшее из обоих миров.
Прозвучало довольно заманчиво. Несмотря на любовь к Парижу, Ева скучала по Австралии. Не раз жаждала почувствовать запах эвкалиптов или увидеть, как на фоне ясного голубого неба распускаются ярко-желтые акации, мечтала попробовать первый сочный манго в самом начале лета.
Они замолчали. Ева больше не чувствовала себя не в своей тарелке, как раньше. Она знала, что мечтать было глупо, но ей казалось, что она могла бы провести весь уик-энд, разговаривая с Гриффом, узнавая его заново.
Немного поколебавшись, она сказала:
– Хорошо, что тебе нравится место, где живешь. Это важно.
– Да. – Грифф посмотрел на часы. – Полагаю, мне пора.
До обеда оставалось еще час. Ева подумала, что он не захочет проводить с ней времени больше, чем необходимо из соображений приличия. Они не стали обсуждать важные вещи, например, что они все еще чувствуют друг к другу и почему оба по-прежнему одиноки. А чего она ожидала? Ее тайна ранила Гриффа, и просто повезло, что он оказался настолько терпимым.
Они поднялись с кресел, и она проводила его до двери. Он поцеловал ее в щеку. Такой простой поцелуй, но, когда Ева почувствовала прикосновение Гриффа, уловила запах его кожи, поняла, что сейчас восприимчива к этому человеку так же, как и в восемнадцать лет.
Она хотела, чтобы его губы, теплые и ищущие, прижались к ее губам. Хотела поцеловать его, глубоко и смело, чтобы его руки обняли ее, когда она бы прижалась к его большому мощному телу.
Грифф был настолько близок, что она чувствовала в нем такое же напряжение. Он не двигался, и в тот момент она ощутила, что они рискуют уступить сумасшедшей ностальгической тоске. Их страсть была бы бурной, в этом Ева не сомневалась. В ее венах бурлила кровь.
Потом она приметила нечто новое. Предостережение в глазах Гриффа. На этот раз он не собирался ошибаться.
И сделал шаг назад.
Только не это.
Грифф не мог поверить, что едва не поцеловал Еву. Он видел понимание в ее глазах. Хуже того, осознавал, что и она тоже этого хочет, почти желает, чтобы он ее поцеловал. Но это просто безумие.
Список причин, по которым они не должны уступать своей страсти, можно было бы растянуть отсюда до Парижа. Только вот одна проблемка.
Грифф не мог вспомнить ни одной причины. Все его внимание было приковано к женщине, стоящей перед ним.
Ева. Такая прекрасная.
Бледная, стройная, как тростник. Самый сладкий соблазн, который он когда-либо знал. И вместо того чтобы отступить, он подошел ближе.
Так близко, что путь к отступлению оказался отрезан. Прикосновение кончиков пальцев к ее лицу послало электрический ток по его жилам. Ева издала мягкий звук, подняла к нему свое прекрасное лицо, позволила прочитать откровенное желание в ее глазах, и он потерялся в них.
Их губы встретились, они поцеловались, он подтолкнул ее в комнату, закрывая за ними дверь. Это была буря, готовая грянуть с тех пор, как они встретились вчера. Теперь они целовались со всей яростью слишком долго подавляемой страсти.
К тому времени, как они подошли к кровати, рубашка Гриффа валялась на полу, а он развязывал пояс на платье Евы.
– Мы не должны. – Ее голос переполняло желание.
– Я знаю, – прошептал он. – Это безумие.
Но вместо того, чтобы прислушаться к голосу разума, они помогли друг другу выбраться из остальной одежды, все время обменивались безумными, нетерпеливыми, отчаянными поцелуями.
– Безопасно?
Ева кивнула и прошептала ему в губы:
– Да, я обещаю.
Она потрясающе красива. Темные шелковистые волосы скользили по бледным плечам, тело танцовщицы было гибким, грудь маленькой, мягкой и упругой, как и тогда. Когда он опустил голову к каждой розовой вершине, Ева отдалась страсти с тем же безрассудством,
