Она расправила плечи. Нет смысла продлевать агонию. Пора отпустить беднягу.
– Тебе нужно идти, – сказал Грифф.
– Да.
Ева задрожала, хватит ли Гриффу духу поцеловать ее при всех в аэропорту. Страстно и эмоционально. Он шагнул вперед, слегка коснулся ее плеча и поцеловал. В щеку.
– Береги себя, Ева.
– Ты тоже. – Она смотрела на него, не видя, ее глаза были полны слез.
Яростно заморгав, Ева смахнула слезы и заметила его взгляд, полный отчаяния. Боль отражалась не только на лице, но и в сбившемся ритме сердца. Он развернулся и ушел.
Каждая клеточка тела кричала Еве догнать его, сказать, что они совершают ужасную ошибку. Они нужны друг другу, как части пазла.
Нет. Она потеряла это право двадцать лет назад. Теперь уже нет выбора. Только присоединиться к очереди счастливых пассажиров, направляющихся в Париж. Она прошла паспортный контроль и вошла в зал вылета. В это время Грифф уже должен был дойти до машины. Он вернется в город, к своей работе, к своей жизни. К девушкам вроде Джози.
Ева села в кафе и заказала кофе, который так и остался нетронутым. Она вспоминала слова Гриффа на встрече выпускников.
«Ты родилась для танца».
Итак, все кончено. Ева ушла.
Грифф въехал в оживленный поток утренних машин, убеждая себя, что все в порядке. Конечно, он в порядке. Он уже давно привык прощаться с женщинами. Даже мог бы преподать урок другим. Он тщательно планировал очередной разрыв.
Сначала он испытал облегчение. Единственная разумная реакция.
Грифф смог выдержать присутствие Евы Хеннесси в своем доме. Он сошел с ума, когда пригласил ее к себе. Ему потребовалось самообладание. Да это чуть его не убило!
Тем не менее он прошел это испытание.
Больше не было глупых страстей, и Ева благополучно улетела во Францию.
Теперь можно спокойно возвращаться домой после тяжелого дня. Там больше не ждет гибкая, соблазнительная нимфа. Больше не смущают ее стройные ножки. Не завораживают ее улыбка и приятная беседа.
Он снова может вдохнуть, не ощущая свежий аромат ее духов.
Ева улетела. Грифф почувствовал облегчение. По крайней мере, он пытался доказать это себе.
Припарковавшись, он поймал свое отражение в зеркале заднего вида. В глазах застыла мрачность, в уголках рта залегли складки. Он скучает по Еве. Уже. Черт возьми, да! Он безумно скучает по ней!
Спустя все эти годы он по-прежнему хочет ее и так же безнадежно влюблен, как и в восемнадцать лет.
Черт, он хочет быть рядом с ней не только в постели, но и в жизни. Сколько раз за эти недели он был готов излить ей свои чувства! Останавливала проклятая гордость.
Проще говоря, он не был готов к еще одному отказу.
Он понял причину исчезновения Евы из его жизни двадцать лет назад, принял ее молчание о дочери. Танцы всегда будут у нее на первом месте. Теперь она вернулась в Париж, и у него не оставалось выбора. Надо жить дальше.
Глава 10
Вновь фото Евы Хеннесси красовалось на афишах по всему Парижу. Пресса пронюхала про пятимесячный перерыв в карьере и тут же взялась за слухи. Когда было объявлено о первом выступлении, кулисы театра жужжали о возвращении Евы на сцену. Она должна была вновь выступить в знаменитом балете «Ромео и Джульетта», который когда-то сделал ее знаменитой.
Ева очень волновалась. Боли остались в прошлом, врачи были довольны тем, как прошла реабилитация. Поначалу хореограф, режиссер и даже ее партнер Гильярм Белэйр опасались, что Ева может потерять равновесие, зато теперь дружно заявляли, что ее танец живой и прекрасный, как никогда.
В конце генеральной репетиции «Ромео и Джульетты» балетная труппа аплодировала Еве.
– Ослепительно! – воскликнул хореограф, обнял ее и расцеловал в обе щеки.
Критик, которому разрешили присутствовать на репетиции, сообщил в утренней прессе, что возвращение Евы стало «триумфом силы воли и настойчивости», а она привнесла «новое, более печальное звучание» роли Джульетты.
В своей квартире Ева почувствовала спокойствие и делала последние приготовления к спектаклю. Подготовила три пары пуантов, которые использует на премьере, подшила ленты и убедилась, что все на месте.
Обувь, безусловно, важна для танцора. Если она не подогнана под размер, это сродни танцу на чужих ногах.
Пока проверяла обувь, Ева постоянно думала о Лайне и ребенке, который скоро появится на свет. Вспомнила маленькую ножку дочери, выглядывающую из-под одеяла. Мысли о Лайне непременно сопровождали болезненные воспоминания о Гриффе.
Он в Изумрудной бухте. Их страстная ночь. Он у себя дома в Брисбене в роли гостеприимного хозяина. Он в итальянском ресторанчике, их разговор о мудрости и мужестве.
Сколько раз после отъезда из бухты Еву охватывали тоска и гнетущее одиночество. Несколько раз она уже тянулась к телефону, чтобы узнать, закрыта ли должность художественного руководителя в «Пасифик». Но всякий раз вспоминала отстраненность Гриффа и чувствовала бессмысленность своего возвращения. Все, что он готов ей предложить, – это вежливое дружелюбие.
Лучше оставаться здесь, следуя за карьерой.
Сейчас ее мысли вновь витали вокруг Гриффа, пришлось перевести их в более безопасное русло.
Танец всегда заставлял ее концентрироваться на происходящем. Каждое движение, каждый жест должны были быть точными и нежными.
Она сможет хорошо станцевать, если перестанет думать о прошлом. Все, она вернулась. Надо сосредоточиться на этом.
После разминки и растяжки Ева легко позавтракала и отбросила в сторону мысли об Австралии. Она – Ева Хеннесси, ей предстоит триумфальное возвращение на сцену. Сегодняшнее выступление должно пройти безукоризненно.
Если все пройдет хорошо, ее ждут годы выступлений. Она преодолела огромное препятствие и готова двигаться к своей мечте.
Самолет коснулся посадочной полосы в аэропорту Шарль де Голль. Грифф ощущал спокойствие, появившееся после принятия окончательного решения.
Он здесь, в Париже, чтобы смотреть выступление Евы. Впервые он сможет увидеть ее на сцене, когда она отдает всю страсть и сердце искусству, которое выбрала вместо него.
Грифф ничего не говорил Еве. Они почти не общались после ее возвращения в Париж. Большую часть новостей он узнавал от Лайне, даже заглядывал в Интернет и следил за новостями из Парижа. Как только появились известия о возвращении Евы на сцену, он безумно захотел ее увидеть, наконец осознав, насколько она нужна ему. А еще он понял, что не может претендовать на нее, пока не примет ее страсть к танцам. На встрече выпускников она задала важный вопрос: видел ли он, как она танцует, посетил он хотя бы один спектакль?
Тогда он оттолкнул ее ответом. И потребовались недели, чтобы понять: его рассердила правда, ведь он не смотрел ее выступления, потому что ревновал. Ревновал к танцу, как к любовнику.
Возможно, такое можно простить неразумному подростку, но Грифф намного старше и мудрее и должен отбросить бредовые предрассудки.
Настало время встретиться лицом к лицу со своей глупостью. Он
