Леди Денвилл осторожно вытерла слезы.
– Я знаю, они меня любят, однако не понимаю, за что. Я, конечно, не разрушила жизнь Кита, но когда сегодня увидела Эвелина, то поняла, что за никчемная из меня мать.
– Он так не считает.
– Конечно, не считает, дорогая, однако Эвелин попросил у меня прощения за то, что я оказалась в таком затруднительном положении, за то, что ничем не может мне помочь. Его слова почти разбили мне сердце. Я ведь знаю: не будь у меня таких ужасных долгов, он мог бы хоть завтра взять себе в жены Пейшенс. Я умоляла его не думать обо мне, но, хоть он и подшучивал над сложившейся ситуацией, я-то прекрасно поняла, что о моих долгах он не забудет. Еще долгие годы он не сможет обвенчаться с той девушкой, если вообще сможет… Было бы глупо предполагать, что его дядюшка Брамби одобрит этот неравный брак. А затем он постарался меня приободрить, сказал, что моей вины в случившемся нет, что отцу следовало больше ему доверять, а не считать излишне ветреным… Этого я уже не могла вынести, Кресси. Только когда Эвелин увидел, насколько я огорчилась, он начал утешать меня, весьма мило, как умеет. Сказал, что и он, и я сейчас находимся в меланхолическом настроении, однако дела не так уж плохи, как может показаться. В настоящее время не в его власти оплатить все мои долги, но он, по крайней мере, сможет провести переговоры с кредиторами и все такое прочее. Короче говоря, нет никакого резона беспокоиться. Ну… я понимаю, что глупо с моей стороны уверовать в это… но, когда Эвелин принялся меня убеждать… Он, если захочет, может быть весьма жизнерадостным и убедительным. Невозможно было с ним не согласиться… Я на самом деле поверила сыну, поверила, будто что-то можно сделать, будто мои кредиторы удовлетворятся тем, что им заплатят, когда Эвелину исполнится тридцать лет. От сына я ушла в довольно приподнятом настроении. А затем привезли почту и с ней это гадкое письмо… – Графиня вновь расплакалась и принялась прикладывать платочек к глазам. – Мистер… Не важно, как его зовут. Ты его все равно не знаешь. Он ссудил мне весьма крупную сумму денег несколько лет назад, когда я почти с ума сошла от безысходности. Я свято верила, что смогу вернуть деньги в следующем квартале, когда получу причитающееся мне вдовье содержание, но вышло не так, как я думала. Это оказалось решительно невозможно. Мне пришлось откровенно поговорить с тем джентльменом. Я уговорила его согласиться на то, что буду выплачивать проценты. А еще пригласила его дочь на один из праздников, устроенных мной, дважды взяла в поездки в моем экипаже в Гайд-парк и познакомила со множеством влиятельных людей. Что еще я могла сделать? А теперь я получаю от него длиннейшее письмо, в котором сей джентльмен пишет, что, несмотря на всю свою признательность, он не может больше ждать, поскольку на него свалились большие расходы, которые легли неподъемным бременем на его кошелек. В конце он выразился в том духе, что, сколь бы ни лежала к этому его душа, он все же настоятельно просит меня выплатить всю сумму, которую одолжил мне когда-то. Но что вывело меня из душевного равновесия и довело до ужасной хандры, так это его невоспитанность. Сей джентльмен даже не потрудился оплатить доставку письма. Мне пришлось отдать два шиллинга… Точнее, не мне, а кому-то другому… Я не знаю, возможно, Нортон заплатил… В любом случае и на сей раз платить в конечном счете пришлось бедняжке Эвелину. Ведь это из его кармана погашают все счета по ведению домашнего хозяйства.
Голос Кресси лишь слегка дрогнул, когда девушка с полной серьезностью произнесла:
– Весьма бестактно со стороны того джентльмена, мадам.
– Разумеется, однако в целом он весьма воспитанный господин, – вздохнув, промолвила ее светлость. – Мне придется вернуть ему долг, но Эвелин ничего не должен знать – ни он, ни Кит. Кресси! Я уверена, что ты не проболтаешься.
– Хорошо, мадам, однако… Вы сможете выплатить всю сумму?
– Да, – ответила леди Денвилл. – Все мои долги, все без исключения. – Она поднялась, подобрала ненавистное письмо, подошла к затейливо украшенному резьбой письменному столу и сунула послание в один из выдвижных ящиков. – Я уже со всем смирилась, – сдавленным голосом произнесла графиня. – Мне следовало так поступить, как только умер супруг, но я не смогла… Однако теперь я решилась и воплощу это в жизнь… Какой бы плохой матерью я ни была, нет такой жертвы на свете, на которую я не пошла бы ради моих дорогих сыновей. Молю тебя, Кресси, не говори Киту, что я всплакнула.
Кресси, поднявшись, выпрямилась и промолвила:
– Я ничего не скажу такого, о чем вы не хотели бы ставить в известность Кита, крестная, но… Не откроете ли вы мне, каким образом намереваетесь оплатить все долги? Почему вы впали в столь сильное огорчение?
– Ну, ежели начистоту, дорогуша, то желания жить за границей в обществе покладистой компаньонки у меня особого нет… не лежит душа к этому; впрочем, пожалуй, со временем я ко всему привыкну, – сказала ее светлость, вежливо улыбаясь.
– Но зачем ехать за границу? – изумленно спросила Кресси.
– Генри будет настаивать на этом. Я убеждена. Однажды, когда мальчики были еще малы, он и его сестра Луиза пытались убедить графа, что, лишь спровадив меня за границу… На то имелись свои причины, однако мне так и не довелось отправиться на континент. Случилось это довольно давно. На континенте жить в то время из-за Наполеона считалось не вполне безопасно. Именно вследствие этого обстоятельства я не испытываю к нему такой сильной антипатии, как остальные. Однако теперь война осталась в прошлом, и люди, которым приходится спасаться от кредиторов бегством, подобно бедолаге Бруммелю, уезжают туда, где нет ни балов, ни карточной игры, ни скачек на ипподроме, никого из знакомых, и живут в ужасных, дешевых меблированных комнатах.
– Но лорд Брамби не может быть столь бесчеловечным! – возмущенно воскликнула Кресси.
– Может… может, – возразила ее светлость. – Либо заграница, либо «вдовий дом»[57] в Англии. Пожалуй, он предпочтет заграницу. Из нашего «вдовьего дома» рукой подать до Брайтона, а когда мои долги будут оплачены, ничто не помешает мне делать выезды в Лондон.
– Я уверена, что ни Эвелин, ни Кит такого не потерпят, – сверкнув глазами, заявила Кресси.
– Конечно не потерпят, если узнают, – согласилась ее светлость, – но для меня эта мысль не особо утешительна. Нет… Я скажу, что после женитьбы Эвелина хочу поехать на некоторое время за рубеж. Вполне возможно, мне удастся приехать к тебе и Киту в гости,
