Воин-маг снял с головы черный шлем, передал его за спину заботливым рукам своих соратников, расчесал пальцами черные, как мрак подземелья, вьющиеся волосы, вскинул живые, умные, сверкающие едва сдерживаемым весельем, глаза на Белого, пророкотал скрипучим грохотом голоса, сорванного в командах и пьяных песнях, просоленного и пропитого:
– Ну, здравствуй и ты, Белый Хвост! Рад, что слухи о твоей смерти – лишь слухи. И ты, здравствуй… Агроном, сын Агропрома!
Агроном возвышался за правым плечом Белого. У него был полный Доспех Стража Дракона, а сам он был – от Крови Дракона, потому доспех был ему подвластен много более, чем фрагменты брони Белого. Доспех не только полностью покрывал и защищал тело Ястреба, но и изменял свой внешний вид по прихоти владельца. И если на Черном Шторме чешуйчатая броня – необходимость, вынужденная, ввиду отсутствия иного выбора, то доспех Ястреба изображал птичьи перья, покрывающие все его тело. А шлем – голова хищной птицы с горящим взором и клювом-крючком. За спиной Ястреба, над его головой, взлетели и опустились полупрозрачные крылья Силового Щита, излучаемого доспехом.
Гул удивления прокатился по пристани. Даже Белый Хвост еще не видел подобного. И его куски брони так не смогли бы, даже если бы в нем была кровь Драконов.
– С чем прибыл ты на НАШИ земли? – пророкотал голос Белохвоста, измененный шлемом Брони Дракона.
Черный ослепительно улыбнулся, разведя руки:
– С миром! С миром я прибыл. С дарами! Привез вам ваших же нахлебников, что начисто меня объели! С ответным посольством – сам же звал посетить ВАШИ земли… – Руки Черного опустились, улыбка превратилась в хищный оскал. – Но я вижу – ждали нас, но не слишком радушно встретили.
– Грозная слава сынов Островов заставляет встречать вас полным строем, – ответил Белый. – Даже для почтенного приветствия.
Черный расхохотался, беззаботно бросая меч на руки своим людям, покачивая пальцем, он грозил Белому:
– Ох, и ловок ты языком, братец! – посмеивался он.
Шлем Белого стал прозрачным, раскрылся, полностью слез с головы. Белый сделал шаг в сторону, приглашающим жестом прося Черного:
– Отведай наше гостеприимство, гость дорогой, не пренебрегай хлебом и пивом, – сказал Белый, передавая свой меч Корню.
– Вот! Так бы и сразу! – воскликнул Черный, развернулся к кораблю и оглушительно взревел: – Сушите весла, братья! Пристань! Выпускай нахлебников Лебедя! Пущай теперь его объедают!
Ответом ему был взрыв хохота. С корабля полетели канаты, посыпались низкорослые островитяне, с обезьяньей ловкостью швартующие корабль и ставящие сходни.
Черный Шторм подошел вплотную к Белому, пристально вглядываясь в его глаза, невольно задирал нос, стараясь вытянуться, приосаниться, чтобы стать хоть чуть, но выше.
– С посольством, говоришь? – тихо спросил Белый. – Но под своим личным стягом?
Черный – опять ослепительно улыбнулся. Излишне громко, нарочито, закричал:
– Ну, ты же знаешь, как я учился в университете!
– Помню! – невольно усмехнулся Белый. – Я заканчивал учебу, а ты поступил. Сразу поставив на уши весь Магический Городок.
Белый, как и Ястреб, учились еще детьми. Черный Шторм поступил в университет уже половозрелым юношей, со всеми присущими половозрелому и отчаянному молодому человеку прихотями, кои исполнял он, не скупясь, Престол Островов пускал пыль в глаза Столице мнимой роскошью. Загулы Черного стали нарицательными.
– А в этот раз меня вообще отчислили! – вновь оглушительно ответил Черный. – В Столице был бунт пьяной поросли знати. Ну, как я мог пропустить такое веселье?!
Агроном и Сумрак переглянулись меж собой. Они не запомнили Черного. Сумрак его видел вообще впервые, Агроном-то его знал. Как и вся Столица. Тот еще оторва!
– А когда я, под этот шумок, зарезал собственного братца, – крикнул Черный, услышав в ответ взрыв хохота островитян, видимо, не очень почитавших наследника Островов, – что заседал в Зале Представителей от Престола Островов, так мне и домой дороги больше нет! А куда? Вернулся тайком, узнал, что у вас тут веселье! И без меня? БЕЗ МЕНЯ?!!
Крики, свист, улюлюканье оглушили. Островитяне бросили все дела, криками и яростными жестами поддерживая Черного.
А сам Черный, очень тихо, не шевеля губами, сказал:
– Поговорим?
Белый не шевельнул ни одной ресницей, а вот Ястреб не счел нужным сдерживать ехидную ухмылку. Черный был самым хитрым из отпрысков Князя Островов. И единственным – совсем на него не похожим. Ни лицом, ни телом, ни характером.
Князь Островов носил прозвище «Рыбий Глаз». Был холоден и бесчувствен. И все его отпрыски были такие же – холодные и скользкие, как рыба. А Черный Шторм горел, зажигая все вокруг себя. Сжигая всех и всё вокруг себя. Имел славу безумца, умело ее поддерживая. И пользуясь плодами этой славы.
На широких настилах, где раньше гудели торговые ряды, споро раскатали ковер, собирали стол и раскладные стулья. Черный с огромным интересом смотрел, как доски рамы стола руками загоняются в пазы, как прикручивают ножки, как щелкают, вставая на свое место, половинки столешницы, как раскладывают рамки складных стульев, с натянутыми меж рамок полосками толстой и прочной холстины.
– Хитро! – кивнул Черный.
Для Мира такая точность исполнения в простом складном столе, да и сама идея такой мебели – высокие технологии, утраченные после гибели цивилизации.
Собранный стол накрыли блюдами, выставили кубки, кувшины и бутылки с винами. Ронг, скрывающий лицо под глубоким капюшоном, поставил большой, матовый, почти непрозрачный Полог Молчания, отрезая стол и наследников от всех остальных. Через белесое свечение Полога было видно, как силуэт Черного сел за стол, на стул, как опустились высокие фигуры князя и Агронома, что невысокий сопровождающий Черного тоже сел, а вот клирик в накидке остался стоять. Сумрака под его новым, доработанным Скрытом не было видно не только через Полог Молчания, а не разглядеть даже и простым глазом.
Белый сам разлил вино, первый же и пригубил. Разломил хлеб. Черный, с присущей ему жгучей страстностью, накинулся на еду, шумно чавкая, шумно же и прихлебывая вином. Его младший брат, второй от края – самый младший еще в колыбели лежал, – с присущей отцу, Рыбьему Глазу, чопорностью ел неспешно и аккуратно, смотря прямо перед собой холодным равнодушным взглядом. За подобные взгляды их так и прозвали. Жевал мальчик, как корова, – неспешно и долго.
Когда Черный насытился, он излишне громко, напоказ, как и всё, что он делал, рыгнул, приподнявшись выпустил воздух, загоготал этому, стал пальцем ковырять в зубах, смотря то на Белого, то на Агронома живыми, жгучими глазами, в которых горели искры безумия.
– Поговорим? – спросил Белый.
– Для этого я и прибыл в ваше унылое княжество, – гоготнул Черный.
Агроном опять не сдержал усмешки.
– Слушай, – сказал он, – я понимаю, тебе вся жизнь – игра.
– И это так! – кивнул Черный.
– А вот нам не до шуток. Поверь. Времени нет. Совсем! – нахмурился Агроном.
– И это говорит мне самый отчаянный пересмешник, которого я знаю? – воскликнул Черный. – Агроном, сын Агропрома,
