– Э! Вы че! – возмутился Стрелок, глядя на счастливые лица парочки. – Вы так и собрались идти? Бегом переодеваться! Эй! А это? Я за вас это барахло тащить буду?
Стрелок пнул тюк и вошел в спальню бывшего смотрителя города, поморщившись – запах любовных утех еще витал в комнате.
– Бруска свали! – кричит Синеглазка.
– Ой-ой-ой! Что я там не видел! Твоих набухших грудей и мохнатой щели? Сестренка, я вообще еще маленький, можешь не стесняться. Я отвернусь.
– Браток, ну правда, – смущенно говорит Белый.
– И ты не стесняйся. И тебя видел. Тебе бы постесняться! И что она в тебе нашла? Кости одни! Вот у Корка – стать! Мускулы, как скалы! А какая скалка была у Деда – ты бы сам от стыда спрятался! Граб верно говорил тогда – ею можно Бродяг было бить!
– Тьфу на тебя, похабник! – плюнула Синька, скидывая порванное платье и роясь в тюках, и на самом деле – не особо стесняясь Пятого, как удивленно отметил Белый.
– Что? – спросила Синька, уперев руки в бока и выставив свои прелести в самом выгодном развороте. – Он мне, и правда, как брат. А я выросла среди парней, да в цирке. В дороге. Своих не стесняюсь.
– Да, ребят, что я вчера подумал, – говорит Стрелок, с трудом отводя глаза от Синьки.
«Ох, и расцвела, сестренка!» – подумал Пятый.
«Не такой уж и маленький!» – подумал Белый.
«Съел?» – злорадно подумала Синеглазка, углом зрения видя лицо Белого.
– Я, конечно, рад за вас, – продолжил Пятый, – но, там, за дверьми – ты, брат мой, командир, властитель. А она – твой холоп. И это так и должно быть. Ты должен ее не выделять из прочих. Если надо – отодрать, если надо – на смерть послать.
– Не учи отца…
– Не матерись, – поморщился Пятый. – Это у Деда было смешно. У тебя – кощунство. Берите пример с Зуба и Жали. Они – муж и жена. Но кто об этом знает? И это мешает им любить? Как по мне – помогает. Иначе начнут через Синьку тебе, Серый, руки выкручивать.
Влюбленные переглянулись:
– Устами младенца глаголет истина, – сказал Белый и поймал брошенный сапог, кивнув Пятому, благодаря.
– Ну, тогда… – Пятый повернулся к двери, – хотя… Синька, лови! Белый, надеюсь, ты подскажешь, что с этим делать.
– Шелк? – удивилась девушка, разворачивая сверток.
– Это белье. Старый заказал какой-то из своих возлюбленных, но не успел забрать. Носи. Мне кажется, должно подойти. Старого – поминая добрым словом, – Пятый хлопнул дверью.
– Милый, а это – зачем? – девушка развернула сшитые меж собой краями два треугольника из шелка.
Белый рассмеялся:
– Наследие Старого. Знатно он наследил!
* * *Белый подошел к глубокой яме, что возникла усилиями мага земли вместо утрамбованной площади. Крестоносцы и жители города свозили и стаскивали к яме тела горожан и куски плоти порубленных Бродяг. Клирик, наглухо закутанный в сутану, проводил ритуал Очищения. Потом тела летели в яму. Плюхались в воду. На площади был колодец. Вода начала собираться на дне котлована.
Белый раскрыл мешочек семян и, по одному, бросил в яму пять желудей. Можно было и сотню. Но семян осталось мало. А купить новые было негде. И не на что.
Будто прочитав его мысли, Стрелок докладывает:
– Распятого крестоносца, в сопровождении еще двоих, отправляю назад. С донесениями и письмами. Докладываю Престолу, гильдии наемников и Совету диспетчеров. Клирик накатал свою «телегу», по своей службе. Надеюсь, смежники вовремя прочухаются и подсуетятся, а не как обычно.
Белый кивнул. Эту смесь двух языков, неправильное применение привычных слов даже Белый понимал с некоторым напряжением мыслей. Остальные вовсе не улавливали смыслов. Благо так Пятый разговаривал только с Белым. С остальными – на общем языке.
– По-любому, пока туда, пока там – бестолковки будут чесать. Нам это – никак, – ответил Белый, подражая манере общения Стрелка.
– А я о чем? – кивнул Пятый.
– Сколько мирных выжило? – спросил Белый.
– Сто тридцать шесть душ. На данный момент. Не весь город обследовали. Они себя заживо похоронили в подземельях. Из них только восемь – дети. Зато мужиков – восемьдесят три головы.
– Первыми умирают всегда самые слабые, – сказал подошедший человек, почтительно поклонившись, – я – Прибыток. Был купцом в этом городе. Выбран Старшиной общины.
– Общину образовали, выбор сделали, – кивнул Белый. – Молодцы! Я – Гадкий Утенок, командир этого отряда.
Прибыток опять поклонился, сказал:
– Бродяги и безумные священники – не самая большая беда, постигшая наши края. Войско властителя Ужа – с них все началось. Они разбили войско нашего властителя и всех его знаменосцев. Со всех знатных сняли шкуры живьем. Прочих – скормили свиньям. А потом – уничтожили каждое поселение одно за другим.
– Куда смотрел наместник императора?
– Наверное, на кишки своей дочери, на которых его вешали. А знамена Лебедя тут никогда и не бывали. Да и Соколов тут не было никогда.
– Уж всегда вовремя присылал налоги и людей, – поджал губы Белый. – Почему он обезумел?
– Он был таким всегда. Только его безумие за границы его земель не выплескивалось. А чужим никогда не было хода в его земли. Даже купцы переваливают товары на границе.
– Почему Престол об этом ничего не знает? – воскликнул Белый.
– Сие мне неведомо, – поклонился Прибыток.
– А князь Удав был казнен Церковью за склонность к Тьме… – вспомнил Белый, повернулся к Стрелку. – Пауки… И тут они нагадили. Только зачем?
– Для создания вечного тления и беспорядка, – вздохнул Стрелок.
– Ну, а от нас ты чего хочешь, Старшина? – спросил Белый у бывшего купца, стоящего теперь босыми ногами на земле в простой домотканой рубахе до колен.
– Узнать нашу судьбу хотелось бы, – говорит, с опаской, Прибыток.
– В вас нет Тьмы. Убивать вас не за что. И мы над вами не властны. Живите. А мы дальше пойдем, – пожал плечами Белый.
– А властитель Уж? – спросил Прибыток.
– Если мы на него наткнемся – погибнем, – сжал губы Белый, – если не наткнемся – проскочим.
– Вы не будете его убивать? – удивился Прибыток.
– Ты видишь за моей спиной полки? И я не вижу. У меня только те люди, которых ты видишь. И наша работа – доставить Матерей Милосердия. Убивать властителей нам не заказывали. Мы – наемники. Бесплатно не работаем.
– А эти? – рука Прибытка указала на оскверненный храм.
– А эти… оскорбили нас, содрав шкуру с одного из наших братьев. Это была месть. Если это все, то я вас, Старшина, не задерживаю больше, – Белый повернулся, чтобы уйти.
Вокруг – толпа народа. Горожане, сестры, крестоносцы.
– Возьмите нас с собой, властитель! – крикнула какая-то женщина.
– Я не могу вас взять! У нас не хватит припасов даже на нас самих. Я не смогу прокормить вас!
Женщины упали на колени, уткнув лицо в землю. Тут же пали ниц и остальные.
– Люди! Остановитесь! – закричал Белый. – Остановитесь! Старшина! Вы что делаете?
– Нам тут – смерть! Уж вернется и перемешает это место с грязью
