- Значит, мало досталось, раз все неймется, - пробурчал себе под нос Никитка.
Подошел к кровати. Брезгливо, дулом автомата, откинул одеяло. Круглое лицо сморщилось в гримасе отвращения.
- Выжил, значит? И еще, значит, жить хочешь? Даже денег требуешь?
Ситуация повторялась как в дурном сне: опять Андрей лежал, опять ничего не мог поделать, и опять оставалось только молчать.
Где волшебник-Свехсупер, который может всё, который бы помог? Который во мгновение ока уничтожил бы и Никитку, и автомат его - одним мановением своей огненной волшебной палочки? Почему этот Сверхсупер является только ночью - в тишине и темноте? Почему не слышит крика Андрея сейчас? Андрей ведь наверняка кричит. Не может не кричать. Ему сейчас только и остается что кричать - молча, но кричать. Ненавидеть, глядя прямо в отвратительные глазенки Никитки - и орать! Молча, заходясь от бешенства.
- Заявы пишешь? А могли ведь по твоей заяве и отсыпать быбла - хорошо, я увидел - да сообразил.Да сюда приехал проверить. Вот оно, значит, про кого написано в заяве. Порадую шефа то-то для него новость будет, что ты, получается, выжил тогда. И не только выжил, а и трындеть начал, заявы теперь шлёшь. Что замолк, язык прикусил? - Никитка сплюнул на пол, вытерся рукавом. - Или памперсы обмочил? Надо было тогда тебя кастрировать. Чтоб теперь нечем было памперсы мочить!
Водянистые серо-голубые глазки Никитки прошлись по исхудавшему телу Андрея, опять вернулись к памперсам.
- А оно ведь и сейчас не поздно!
Никитка оглядел комнату, вразвалочку подошел к полке с книгами. Вытащил самую большую и толстую, прочитал:
- "Справочник по электротехнике", - кивнул удовлетворенно, - вот мы этим справочником сейчас и справим яишенку! Малость потолчем скорлупу на твоих яйцах, - прикинул том в руке. - Как раз подходяще будет. Постучим книжечкой, прямо ребрышком промеж ног, а потом скажем - несчастный случай... А ведь ног-то и нет! - вдруг захохотал он. - Где стучать-то? Ну, ничего! И так попаду куда надо!
И он замахнулся.
А Андрей не выдержал и заорал. Во всю мощь своей ненависти.
Из его распахнутого рта не донеслось ни звука. Раздутые легкие будто сковала чугунная тяжесть. Но он кричал - истошно и яростно.
Его крик ударил Никитку по лицу, как пудовый кулак. Коротко стриженная голова мотнулась, выворачиваясь набок.
Никитка отшатнулся, пытаясь уйти из-под неожиданного удара. Вскинул автомат... Но новый бешеный крик Андрея обрушил на его голову незримый апперкот - снизу вверх, пронизывая челюсть насквозь и ударяя прямо в мозг.
Никитка качнулся, как пьяный, косолапо переступил с ноги на ногу, пытаясь удержать равновесие... И Андрей ударил его в третий раз. Уже прицельно, в лоб - так, чтобы излучаемая ненависть насквозь проломила узкую лобную кость, чтоб всмятку, в кисель раздавила мозги, растерла их по внутренней стороне затылка.
И Никитка свалился, как подкошенный.
Падая, он все-таки нажал спусковой крючок автомата. Тот залаял, изрыгая пламя. Зигзагом пулевых отверстий исполосовал обои на стене, несколько раз выстрелил в потолок, обрушивая пыль побелки - и смолк.
- Андрюшенька! - отчаянно закричала мать в прихожей.
- Никита Яковлевич, ты чего? - позвал удивленный голос кого-то из свиты.
Дверь распахнулась, в комнату ввалилось, тесня друг друга, несколько громил в униформе с автоматами наизготовку.
Облако оседающей белой пыли затрудняло видимость, и они не сразу разглядели лежащего на полу главаря.
- Никита Яковлевич, ты споткнулся, что ли? - кинулся к нему один из громил. - Чего лежишь? Чего палишь?
- Сыночек! - протиснулась в дверь мама, кинулась к кровати. - Андрюшенька, что с тобой? Он тебя застрелил?
- Со мной. Всё. В порядке.
Слова дались Андрею с большим трудом - легкие все еще стискивал стальной обруч ненависти.
- Мама, вытри... пожалуйста, мне лицо... а то я... задохнусь в этой пыли.
- Да, Андрюша, сейчас, родной, - принялась хлопотать мама.
- Сейчас принесу влажное полотенце, - выглянув из коридора, сказал отец - и исчез, хлопнув дверью в ванную.
- Никита Яковлевич! - всё тормошили громилы лежащего на полу главаря. - Вставай! Ты чего?
- А я сейчас, пацаны, - нетрезвым голосом проблеял с пола Никитка. - Вот сейчас, погодите...
Попытался встать, покачнулся, снова завалился на пол, еще больше пачкаясь в побелку. При этом его палец опять нажал на спусковой крючок автомата, и грохот выстрелов снова забился в комнате.
К грохоту примешался отчаянный визг: один из громил схватился за бедро, из-под его пальцев побежали струйки крови, заливая форменные штаны, капая на пол.
- Что ж ты палишь в своих? - удивленно вскрикнул, отскакивая от главаря, самый разговорчивый. И тут же распорядился. - Забери-ка у него автомат!
- Ага - забери... - опасливо возразил другой, отступая к двери. - Как же забрать, когда он палит во все стороны!
- Забери, и всё! - зло прикрикнул первый. - И вызови по рации скорую! Видите, Гаврилыч пораненный!
Громила Гаврилыч сидел тут же, поскуливая, прижимая к бедру окровавленную ладонь.
- Никита Яковлевич, ты бы отдал автомат, а? - подполз на коленках к главарю один из его команды. - Ведь застрелишь кого-нибудь, как пить дать застрелишь...
- А я чего? Чего я? - мотая головой в недоумении, начал оправдываться Никитка. - Он сам стрелять начал... А я чего? Я - ничего...
- Вот и ладненько...
Автомат наконец забрали. Никитке помогли подняться. Он бессмысленным взором обвел комнату, и вдруг его глаза сфокусировались на Андрее, уже прикрытом одеялом, с вытертым от белой пыли лицом.
- А малец-то, а? - морщась, пьяно погрозил пальцем Никитка. - Сам - обрубок, а сам...
Досказать не смог - обвис на руках других громил. Из носа у Никитки потекли черные, кровавые сопли, размывая пудру побелки, рот запузырился алой слюной.
- Никита Яковлевич! - ахнули громилы. - "Скорую"! Где "скорая"?
Но "скорая" не понадобилась. Безвольное тело выскользнуло из удерживавших рук, осело на пол, а потом и совсем распласталось, раскорячив ноги. Пузыри на губах опали.
- Да он не дышит! Умер Никита Яковлевич!..
- Что такое? - в комнату протолкнулся еще один громила в униформе - видимо, начальник. - Как это - умер? Эй, Никита Яковлевич, как вы? - он склонился над телом.
Потом медленно поднялся. Обвел присутствующих недобрым взглядом. Спросил:
- Кто застрелил его? Этот? - сорвал одеяло с Андрея. Глянул оценивающе, скривился. - Поня-ятно... Тогда кто?
- Никто, Степан Федорович! - отрапортовал самый смелый из громил. - Он сам стрельнул в Гаврилыча - вон Гаврилыч сидит с простреленной ногой... А потом упал - и умер.
- Ладно, забирайте всех, потом разберемся! - приказал тот,
