– Прощайте, – проговорил он. – Пеняйте только на себя за то, что оказались в таком положении. И готовьтесь предстать перед судьями.
С этими словами он развернулся и вышел из камеры, жестом велев Онцилле следовать за ним. Тот на мгновение замешкался, потом подошел вплотную к Олоне и бросил ему в лицо взгляд, полный язвительной усмешки.
– Ну что, приятель, – сказал ему он, – как мой реванш, удался?
– Убирайся, Иуда! – передернув плечами, бросил в ответ молодой человек. – Ты слишком ничтожен и мерзок, чтобы внушить мне хотя бы даже мысль о ненависти к тебе!
Сказав так, он плюнул ему в лицо.
В ответ на столь жестокое оскорбление Онцилла взревел от гнева и уже было набросился на Олоне. Но тот обладал недюжинной силой и был готов к нападению. Он схватил негодяя за руки и, несмотря на его отчаянные усилия, удерживал их, не давая высвободиться.
– Убирайся, подлец! – продолжал Олоне. – Радуйся своей победе, благо недолго осталось! Потому что, даже если я умру, клянусь тебе, за меня отомстят, и месть эта будет страшной.
Он оттолкнул Онциллу, да так резко, что тот оступился и отлетел к противоположной стенке, крепко ударившись спиной. Но, с трудом удержавшись на ногах, он тут же принял надменный вид и метнул во врага испепеляющий взгляд.
– До свидания! – угрожающе процедил он.
После ухода Онциллы прошло около часа, как вдруг скрежет двери, которую отпирал тюремщик, вывел заключенного из некоего подобия оцепенения, внезапно навалившегося на него после долгой психологической борьбы.
– Ну что там еще? – спросил молодой человек.
Тюремщик, казалось, пропустил его слова мимо ушей и обратился к кому-то, кого заключенный не видел.
– Проходите, сеньоры, – сказал он. – Тот, кого вы ищете, здесь. Только помните, времени у вас полчаса.
Вслед за тем в камеру робко прошли две дамы – лица обеих были скрыты под вуалью.
Тюремщик ретировался, тщательно заперев за собой дверь.
Олоне поднялся, совершенно не понимая, что происходит.
Дамы приподняли каждая свою вуаль – молодой человек вскрикнул то ли от изумления, то ли от ужаса.
Посетительницами оказались герцогиня де Ла Торре и ее дочь донья Виолента.
Глава XIV
Как Босуэлл выполнил задание, которое поручил ему Онцилла
А теперь давайте вернемся к нашему храброму Питриану, с которым мы расстались в ту минуту, когда он, совершив блестящий рывок, чтобы спасти своего друга, – и Олоне непременно был бы спасен, не придави лошадь ему ногу, – бросился во весь опор прочь с дороги, проскочив сквозь кучу врагов, давя и круша всякого, кто пытался его удержать.
Лошадь у Питриана была отборная – настоящий огонь, и сил у нее еще с лихвой хватало на долгий перегон, благо заездить ее не успели и перед тем она отдыхала целый час, пока двое наших друзей вели меж собой свой тайный разговор.
Молодчики, недолго думая, отказались от погони за беглецом, которого, ясное дело, им было не догнать; к тому же они прониклись к нему почтением сродни благоговейному страху.
Сделав крюк и вернувшись в лес, Питриан пустил лошадь шагом; перезарядил пистолеты, привел себя в порядок, чтобы скрыть любые уличающие следы; и, сильно опечаленный несчастьем, постигшим его друга, хотя ему самому удалось спастись, как беспечный путник, направился к Медельину, куда благополучно прибыл с сигариллой в зубах.
Молодой человек подъехал прямо к главному деревенскому трактиру, стоявшему на площади с бассейном посередине, обрамленном цветущими гранатниками и олеандрами; из бассейна бил фонтан, и брызги его приятно освежали воздух.
Питриан спешился, заткнул пистолеты за пояс, привязал лошадь к вмурованному в стену кольцу и вошел в большой зал трактира.
Был тот самый час, когда заканчивалась сиеста[89], медельинцы еще спали глубоким, укрепляющим сном; собаки и те безмятежно дремали, растянувшись в теньке под сенью домов.
В большом зале трактира было пусто – только толстый краснощекий трактирщик с грушевидным животом клевал носом за стойкой, сонно покачивая головой, и громогласно храпел, без устали издавая рык, больше похожий на отдаленные раскаты грома.
Питриан уселся за стол и, с удвоенной силой хватив по нему кулаком, зычно возгласил:
– Радуйся, Пресвятая Дева Мария!
На его возглас трактирщик машинально открыл глаза и, не сознавая, что говорит, изрек сакраментальные слова:
– Зачавшая непорочно! – И, тут же придя в себя, живо прибавил: – Что вам угодно, сеньор?
– Тепаче, – не колеблясь отвечал наш искатель приключений, – да получше!
Трактирщик поднялся, ворча, недовольный, что его разбудили: добрый малый не мог взять в толк, какого черта во время сладостной сиесты кому-то вдруг взбрело на ум нарушать покой добропорядочных людей лишь ради того, чтобы хлебнуть тепаче. И тем не менее он откликнулся на зов.
– Эй, приятель, – весело продолжал Питриан, – неужто вы оставите меня пить в одиночку? Тепаче так и благоухает, – должно быть, оно у вас и впрямь отменное. Да только я полюблю его еще больше, ежели вы опрокинете стаканчик-другой со мной за компанию.
– Э-э, – протянул трактирщик, чье лицо мигом оживилось, тем более что на поверку он и в самом деле был славным малым и никогда не упускал случая пошутить, – да вы никак боитесь, как бы вас не отравили, приятель?
– Нет, просто я много странствую и не люблю пить в одиночестве.
– Ах, до чего же добрая привычка, приятель, к тому же на пару оно и пьется лучше! Да и разговор за стаканчиком спорится.
– Вот-вот, вы зрите в самый корень. Потом, я не такой уж чужой в Медельине.
– О, выходит, вы уже бывали тут у нас? И то верно, теперь, когда я к вам пригляделся, ваше лицо кажется мне знакомым.
– Я странствующий торговец и с месяц назад был здесь проездом. И даже гостил пару дней.
– А у кого останавливались?
– У одного человека из местных, по имени дон Педро Гарсиас, – да вы наверняка его знаете.
– Еще бы, ведь он мой лучший друг. Больше того, мы с ним кумовья.
– А не знаете ли вы, часом, может, он и сейчас здесь, в Медельине? Вот было бы здорово с ним свидеться.
– Нет, он в отлучке, но я знаю точно: его ждут у нас завтра поутру.
Питриан хоть и был сильно раздосадован таким известием, вида, однако, не показал.
– Ну что ж, – сказал он с напускной беспечностью, – не очень-то приятная для
