Налет был совершен с такой дерзостью и лихостью, что за какие-нибудь четверть часа город был захвачен со всех сторон и флибустьеры сделались полными его хозяевами.
Монбар, обосновавшийся в ратуше, велел доставить к нему губернатора и приговорил его к незамедлительной выплате пятидесяти тысяч пиастров в качестве дани со всего города, уточнив при этом, что в случае отказа пятьдесят видных жителей Сан-Хуан-де-ла-Магваны будут повешены заодно с ним. Засим город подвергся разграблению.
Мы лишь бегло опишем те зверства, что учинили там Береговые братья.
В то время когда произошла наша история, разграбление города, особенно если он оказывался во власти таких молодцов, как флибустьеры, было сущим бедствием. Ни возраст, ни пол – ничто не могло уберечь несчастных горожан от разъяренных в алчности своей победителей. Участь, которую они уготавливали женщинам, была и вовсе незавидной. Флибустьеры взламывали двери во всех домах подряд, крушили мебель и хватали все, что попадалось под руку. Они не церемонясь отрубали пальцы и обрывали мочки ушей, чтобы скорее завладеть перстнями, кольцами и серьгами.
Хаос кругом царил неимоверный; обезумевшие от страха жители тщетно молили разъяренных налетчиков о пощаде: те отвечали им издевательскими насмешками, ударами ружейных прикладов, сабель или тесаков.
Между тем флибустьеры опустошали город в определенном порядке. Все богатства, захваченные в домах, старательно переносили на главную городскую площадь, складывали в кучу и оставляли под присмотром охранников.
Город внезапно озарился ярким светом – издали казалось, будто его охватил пожар: то была картина, достойная кисти Сальватора Розы[49], Риберы[50] или Брейгеля Адского[51], живописавших все ужасы земные. Чтобы, как они выражались, не слышать галдежа горожан, флибустьеры согнали их ударами прикладов кого в церковь, кого в часовни, где эти бедолаги, большей частью покалеченные, сгрудились, точно сельди в бочке.
Между тем Дрейф ни на мгновение не забывал о том, зачем затеял этот налет; после того как был захвачен первый форт, флибустьеры заклепали все орудия, сняли их с лафетов, сбросили в ров и принялись вырезать гарнизон. Смерти избежал только один лейтенант.
То был юноша лет двадцати от силы, явно благородных испанских кровей; он прибыл на Санто-Доминго за боевым крещением. Дрейф обещал ему сохранить жизнь и отпустить на свободу, если тот проводит его к дому Онциллы. И юноша, едва избежавший смерти, с радостью согласился.
Онцилла, как всегда осторожный, присмотрел себе жилье почти на расстоянии пистолетного выстрела от земляного вала, то есть рядом с малым фортом; лейтенант проводил туда Дрейфа вместе с Олоне, Монтобаном, Данником и еще двумя работниками.
Когда они подошли к дому, Дрейф отрядил одного из работников препроводить лейтенанта в губернаторский дом, где находился Монбар, для вящей безопасности юноши. Следом за тем Береговой брат приблизился с топором в руке к двери и попробовал ее вышибить. Но Онцилла был начеку. При первых же криках буканьеров, ворвавшихся в город, перебежчик насторожился, тотчас смекнув, что Береговые братья совершили налет на Сан-Хуан-де-ла Магвану, тем более что в их успехе он ничуть не усомнился.
Человек этот, превзошедший всех по части коварства и предательства, вспомнил, что во время его тайной встречи с доном Антонио Коронелем он не раз замечал странные, необычные шорохи в зарослях на расстоянии голоса от того места, где проходила их встреча; поначалу он не придал особого значения тем шорохам, а тут вдруг догадался, что его разговор подслушали и последствием того как раз и стал налет на город; что враг, ставший свидетелем его сговора с испанцами, кем бы он ни был, решился на столь дерзкую вылазку с одной-единственной целью – завладеть его бумагами, а заодно, может, и свести с ним счеты.
Онцилла был не просто злодеем, он, ко всему прочему, отличался поистине звериной жестокостью: ведь не случайно он и прозвище снискал себе в честь хищной кошки. Сообразив, что буканьеры нагрянули по его душу, он решил дать им самый яростный отпор, в то время как его брат должен был захватить ценные бумаги, дабы они ни в коем случае не попали в руки к врагам, и бежать через заднюю дверь прочь из города.
А что до него самого, он был уверен, что пробьется, – на худой конец, ежели его все-таки схватят, на свободе останется его брат, и тот отомстит за него; так что его смерть станет слабым утешением для врагов, поскольку тогда они уж точно не узнают его тайны.
Приняв такое решение, Онцилла запер в доме дверь, выходившую в город, снабдил брата самыми подробными указаниями, передал ему все свои бумаги до последней, назначил с ним встречу, если ему самому удастся вырваться. После этого, как и было условлено, выпустил его через черный ход и проводил взглядом, пока он не скрылся во мраке; потом он вернулся в дом, завалил дверь и принялся заряжать ружья и пистолеты с холодной решимостью человека, задумавшего защищаться не на жизнь, а на смерть.
При первых же ударах топора в дверь Онцилла разложил оружие на столе так, чтобы до него можно было дотянуться рукой, и, укрывшись за ставней, разрядил пару пистолетов в сторону улицы.
Но флибустьеры были не лыком шиты: Олоне подумал, что в доме может быть другой выход, и обошел постройку сзади, так что удар был нанесен с фронта и тыла, да с такой силой, что двери, не выдержав, рухнули и дом оказался во власти нападающих.
Онцилла, затаившись в темном углу площадки второго этажа, разрядил пистолеты во флибустьеров, кинувшихся вверх по лестнице, потом выхватил шпагу и, сжимая ее в руке, очертя голову, с ревом дикого затравленного зверя кинулся в самую гущу врагов.
В темноте завязалась ожесточенная схватка, сопровождавшаяся возгласами проклятий, тем более страшная, что ее участники схлестнулись в довольно узком пространстве, где им было не развернуться в полную силу и они рисковали ранить друг дружку, стремясь поразить врага.
Лихая решимость и выручила Онциллу – задуманный им безрассудный план удался вопреки всему. Отделавшись лишь несколькими царапинами на коже, впрочем ничтожными, он вырвался из дома, в общем-то, целый и невредимый, опрометью метнулся к земляному валу, с него – в ров, вскарабкался на противоположный откос и был таков. За все время бешеной гонки его даже не задела ни одна пуля, выпущенная ему вдогонку.
Дрейф был в отчаянии: враг снова проскользнул, точно змея, у него меж пальцев, он
