Дракон лежал и хитро щурился, наблюдая за моим вытягивающимся лицом.
— Вы… ты… — с трудом пропихнув еду в нужное горло и так и не определившись, как самой обращаться к вроде бы любовнику, но ректору всея академии, я открывала рот и не могла подобрать слов.
— Пока ты думаешь, как покорректнее назвать меня подлецом, негодяем и нахалом, давай я спрошу — что ты все-таки делаешь в академии Тереса из рода Ривад, именуемого Молчащими?
О! Хорошо, что напомнил! Молчащие!
Я снова запустила зубы в бутерброд и хмуро уставилась в окно, делая вид, что никакого вопроса не слышала, и никакого многозначительного взгляда не видела, и вообще нет тут никого, сижу одна, попиваю чаек, думаю о прекрасном. И о том, как чревато кого-либо спасать. Неблагодарное дело, не буду больше им заниматься!
— Тереса, — вкрадчиво позвал дракон — у-у-у, змеюка подколодная! — и выпрямился, кровать жалобно скрипнула под его весом. — Ну ты же не думала, что я не догадаюсь, после того, как ты заявила о своих правах?
Думала-не думала… а кто мешал оставить свои догадки при себе, а бедную девушку — в покое?
— Что у тебя случилось? Я просто хочу помочь.
Я продолжала пялиться в окно, недовольно сопя и чувствуя, как глаза почему-то защипало. Слишком мягким был голос, слишком обволакивающим, и слишком сильным — желание сдаться. Только кто я тогда буду? Глава рода или маленькая девочка, плачущаяся на жизнь?
— Тереса. — В своих усиленных попытках игнорировать дракона (непростое, между прочим, мероприятие с учетом его габаритов и размеров комнатушки!), я даже не заметила, когда он успел сдвинуть с кровати поднос — и тот преспокойно завис в воздухе как так и надо — и придвинулся ко мне вплотную. — Расскажи мне. Тебя родственники обидели?
Я резко повернула голову и отчаянно уставилась в такие близкие янтарные глаза.
— Да, — коротко и зло выдохнула я. — Обидели. Они умерли. Все.
И поджав губы, не отводя взгляда, я наблюдала как расширяется, заполняя почти всю радужку, драконий зрачок. А с лица Эйнара мигом слетает слегка игривый настрой.
Он вскинул руку, провел кончиками пальцев от виска к подбородку, а потом прижал ладонь к моей холодной щеке, грея, почти обжигая ее своим теплом.
— Расскажи, — шевельнулись губы.
Я прерывисто выдохнула, с твердым намерением прямо сейчас потребовать прекратить лезть в мои дела и в мою жизнь, но… не смогла. Вместо этого, зажмурившись, ткнулась дракону в грудь, позволяя обнять себя, притянуть ближе, устроить на коленях в уютных, ограждающих от всего мира объятиях. А потом принялась бестолково, беспорядочно, перескакивая с одного на другое — рассказывать.
И я знала, что для него мой рассказ перемежается со вспышками-образами — мелькали лица, дрожали огоньки фиолетовых фонариков в склепе, скалились гончие. И за этим маячила фигура в балахоне с капюшоном, полностью скрывающим лицо.
На удивление я не расплакалась, хоть и чувствовала, как покраснели глаза и как мокро было в уголках. Только неожиданно для самой себя ощутила огромное облегчение — будто могильная плита с души свалилась. Впервые за долгое время я ощутила себя неодинокой.
И я затихла, уткнувшись лбом в драконью шею, чувствуя, как он поглаживает меня по спине.
— Бедная ты моя девочка… — произнес Эйнар, чуть сильнее сжимая меня в объятиях.
И я вскинулась было привычно — ничего я не бедная, и ничейная, и не девочка вовсе! И тут же обмякла — прямо сейчас быть чьей-то бедной девочкой мне почему-то очень понравилось.
— Тот маг в капюшоне… — проговорил вдруг ректор, продолжая ненавязчиво и совершенно невинно меня гладить. — И его проклятие, которое за тобой гналось. Когда Алвис вернется — покажешь ему, ясно?
Я кивнула, подколупывая ногтем вышивку на вороте драконьей рубашки.
— И, Тереса, — он подтолкнул меня в бок, заставляя выпрямиться и снова посмотреть в глаза. — Ты умница. И ты очень сильная. Ты обязательно совсем справишься. А я — буду рядом.
И каким-то чудесным образом это были именно те слова, которые мне хотелось услышать. Это мой род, это мой крест. Это меня нарекли Темной, наложив обязательства еще и помимо тех, что уже лежали. И я бы не смогла, никогда не смогла бы переложить их на чужие плечи и сидеть наблюдать, как кто-то большой и сильный решает мои проблемы. И ни за что бы не потерпела, если бы этот большой и сильный сам попытался бы легким жестом задвинуть меня за спину, небрежно бросив
— ты посиди тут, а я разберусь. Не нужен мне был никто впереди меня, чтобы я смотрела ему в спину.
А вот рядом…
Я сглотнула, облизнула пересохшие губы и порывисто прижалась ими к губам Эйнара.
Сегодня дракон не торопился. Он целовал меня долго, нежно, кусал припухшие губы, иногда отклонялся, чтобы поцеловать, лизнуть ухо, шею, подбородок, но снова возвращался к губам. А руки только гладили меня поверх одежды, не спеша от нее избавлять. Гладили, вдавливали в сильное тело, сжимали сквозь ткань, заставляя всякий раз вздрагивать от стреляющего молнией удовольствия.
Я первая подцепила ткань драконьей рубашки, и стянула ее через голову. Провела ладошками по литым мышцам груди и живота — вниз, вверх. По плечам, наблюдая, как за моим прикосновением проступают и тут же тают, как пенный след, мелкие блестящие чешуйки.
Ладони Эйнара нырнули под юбку и принялись поглаживать нежную кожу бедер, выписывать на ней причудливые узоры, но только с внешней стороны. И у меня внутри все тут же заныло в ожидании, в сосущей потребности. А ректор по- прежнему только нежно гладил кожу и хитро щурил змеиные глаза.
У-у-у, рептилия!
Я ответила ему вызывающим взглядом и сама потянула шнурок туго затянутого корсажа, выпутываясь сначала из него, а потом и из свободной блузы, подставляя горящему взгляду грудь с темными напряженными вершинками сосков. Я призывно прогнулась в талии, и, шумно выдохнув, Эйнар прильнул к нежному полушарию, втягивая его в рот. Посасывая, прикусывая, обводя шершавым языком…
И я невольно заерзала, извиваясь, пытаясь прижаться теснее, не только грудью, но
